- В школе, уже старшеклассником, я играл на таком в оркестре.
Теперь и все остальные различили предмет. Да, конечно, этот раструб, как у колокола, множество сложно переплетенных труб, кнопки для пальцев и, наконец, мундштук, в который дует трубач.
- Судя по виду, - заметил Меркер, - она из латуни или сплавов примерно такого же состава.
- Поэтому стрелка магнетометра почти и не отреагировала на нее, сказал Джиордино. - Там только мундштук из железа да еще некоторые детали клапанного механизма.
- Вот бы узнать, сколько времени она тут пролежала? - Драммер ни к кому конкретно не обращал свой вопрос.
- Не знаю, не знаю, меня, например, больше интересует, как эта труба здесь оказалась, - Меркер продолжал внимательно изучать находку.
- Тут столько разных кораблей ходит, - как само собой разумеющееся сказал Джиордино. - Кто-нибудь уронил или, может, специально выбросил. Может, какой-нибудь пацан, которого замучили уроками музыки...
- А может и так быть, что владелец этого корнета лежит где-нибудь неподалеку, - произнес Меркер, не поднимая головы.
- Бр-р-р... - при этих словах Спенсера буквально передернуло. Скажешь же такое!
Весь экипаж "Сапфо-1" погрузился в задумчивое молчание.
Глава 25
Старинный фордовский трехмоторный аэроплан, известный в истории авиации под именем "Тин Гуз", то есть "оловянная гусыня", выглядел настолько неуклюжим, что вид его не позволял даже подумать о том, что эта огромная конструкция вообще способна перемещаться по воздуху. И однако же аэроплан летел и даже, повинуясь воле пилота, заложил изящный крен, прежде чем выбрать курс, параллельный взлетно-посадочной полосе Вашингтонского национального аэропорта.
Питт закрыл все три двигательных дросселя, и неуклюжий аэроплан приземлился с такой же грацией, легкостью и изяществом, как легчайший осенний лист, спланировавший с ветки на траву. Он подрулил к одному из авиационных ангаров, принадлежавших НУМА, в северной части аэродрома. Ожидавшие самолет механики тотчас же закрепили специальными блокировочными колодками колеса "гусыни" и начерно, как это и принято, осмотрели все основные системы аэроплана. Вырубив зажигание, Питт следил за тем, как снижается скорость вращения лопастей пропеллеров. Вот наконец моторы замерли, их лопасти отражали солнечные блики. Только когда стих грохот, он снял с головы наушники, повесил их на штурвал, повернул фиксаторную защелку пилотского окна и открыл его, впустив в кабину струю тугого свежего воздуха.
На лбу Питта вдруг обозначилась глубокая морщина, свидетельствующая об удивлении. На асфальте, прямо под его кабиной, стоял и делал руками какие-то отчаянные знаки человек.