— Так не обидит, я думаю, — скромно опустил очи Александр.
— Еще бы! Когда вместе бражничали. Как говорил один одесский профессор: «Не мало было ими исколесено по тем местам».
— Откуда ты все знаешь, Костя? — прищурился Александр.
— Положение обязывает.
Таким вот образом и оказался Александр Борисович в «Красной стреле», следующей в Северную Пальмиру.
…Турецкий вернулся в купе. На столике стояли два пластиковых контейнера с ужином. Женщина держала в руках красивую керамическую кружку с чаем, смотрела в окно. Турецкому был виден ее профиль — высокий, наполовину скрытый каштановой прядью лоб, прямой нос, четко очерченный подбородок. Он опять ощутил непонятное волнение и, неизвестно на кого рассердившись, уселся на свое место. Взял лежавшую на столике газету «Стрела» и как бы погрузился в чтение. Но номер газеты был тот же, что и в его прошлую, недавнюю поездку, и вместо разгаданного кроссворда и столетней давности анекдотов глаза почему-то разглядывали руки женщины с длинными пальцами и коротко остриженными, безукоризненной формы ногтями без лака. «Да кого же она мне напоминает? — вконец измучился Саша, украдкой рассматривая попутчицу. — Господи, да ведь Риту! Риту Счастливую»7.
Действительно, темноволосая незнакомка чем-то неуловимым походила на русую Риту — давнюю, сильную и трагически оборвавшуюся Сашину любовь. Чем? Да вот этой породистой статью тонкой фигуры, внимательным взглядом умных глаз. И руки! Такие же крепкие, с коротко остриженными ногтями, чтобы не рвалась тонкая резина перчаток. Рита смеясь сокрушалась, что никто и никогда не примет ее за беззаботную светскую львицу — руки выдавали профессию.
— Вы врач? — неожиданно спросил он попутчицу.
Женщина подняла на него серые глаза, чуть помедлила и ответила своим звучным голосом:
— Да. А вы, судя по наблюдательности, следователь?
— Да, — растерянно признался «важняк».
Они посмотрели друг на друга и одновременно рассмеялись. И Турецкий почувствовал радостное облегчение, будто узнал наконец старого друга.
— А что, чай уже разносили? Я пойду попрошу себе, — торопливо заговорил он, боясь, что разговор оборвется и он больше не услышит ее виолончелевого голоса.
— Идите, — чуть насмешливо улыбнулась женщина.
Саша промчался по коридору, затребовал: немедленно! чаю! в пятое купе!
— Вам плохо? — испуганно спросила пожилая проводница, глянув на его возбужденное лицо.
— Нет, мне хорошо, — взяв себя в руки, строгим голосом ответил старший советник юстиции, повернулся и степенно прошествовал обратно.
Через минуту проводница принесла керамическую кружку с дымящимся чаем, посмотрела наметанным глазом на парочку, сказала вполголоса: «Ага», видимо решив для себя некую задачу, вышла, аккуратно прикрыв дверь купе. Пассажиры снова рассмеялись.