— Что еще доложил? — спросил Слава.
— А что еще? Еще какие-нибудь успехи есть?
— Деликатный, значит, — похвалил Погорелова Вячеслав.
— Да что случилось-то, Слава? — забеспокоился Турецкий. — Только не пугай меня, что Тото отбили вооруженные до зубов абреки.
— Никто ее не отбил. Сидит в СИЗО.
— Ты что, переутомился? Так выпей.
— Выпил уже. Саша, ничего у нас с ними не выйдет.
— То есть?
— Она молчит. И будет молчать. Уж поверь мне. Мы с тобой всяких разных повидали. Эта грузинская княжна не проронит ни слова.
Саша замолчал. И даже через семьсот километров, разделявших их, Грязнов увидел растерянную физиономию друга, вспоминавшего нелепую очкастую Тамару.
— Ты же видел ее мать.
— Кого?
— Нино Свимонишвили ее мать. Тамара передала ей записку сегодня. Там так и написано — дорогая мама. Да и показания есть. Земляков, так сказать.
Александр все молчал, и Славу вдруг понесло.
— Мы так ждали этого захвата, так готовились. После стольких месяцев неудач! Все прошло без сучка без задоринки. Я так радовался, когда мы везли ее в МУР…
Вячеслав все-таки закурил сигарету.
— И что? Она не дает показаний?
— Она дала показания. Против себя.
В трубке буквально нарисовался вопросительный знак.
— Она показала, что подпись Ильи Висницкого под разрешением к применению препарата — дело ее рук. И замолчала. И поверь мне, будет молчать, как Зоя Космодемьянская.
— Ну ты сравнил! Я, конечно, не ура-патриот, но разница между ними все же есть.
— Разница есть. И сходство есть.
— Ну подожди. Переночует в камере. Барышня она изнеженная, привыкшая к комфорту, — утешал друга Александр.
— Брось, Саша. Совершенно ясно одно — через Тамару мы на лабораторию не выйдем. Притянуть Сергея Висницкого или Нину нет оснований.
— А что Илья Николаевич?
Вячеслав помолчал.
— Он в больнице, — наконец ответил он. — Погорелов тебе, значит, не сказал?
— Нет. Я и с Костей сейчас разговаривал. Тоже ничего не сказал. Только про ваши успехи. Да что случилось-то? Покушение, что ли?
— Нет, сердечный приступ. Это я его, Сашок, уделал. Ты, вероятно, прав был. Ни при чем он. Только мне все не верилось. А Костя, как всегда, удар на свою грудь принял, объяснялся с генеральным. Представь: государственного человека, руководителя крупного ведомства увозят из кабинета начальника МУРа прямо в больницу, в предынфарктном состоянии. Смотри телевизор, расскажут.
Теперь замолчал Турецкий. Слава слышал, как друг прикуривает, затягивается сигаретой.
— Ну, Слава, сейчас из наших кабинетов модно в больницы уезжать с сердечными приступами, — как бы весело ответил он. — Взять хоть тутошнего мэра бывшего.