Опасно для жизни (Незнанский) - страница 2
«Ну вот, в одном купе с женщиной!» — досадливо поморщился Александр Борисович, остановившись в дверях. — Сейчас начнется: «Выйдите, пожалуйста, не заходите, пожалуйста…»
— Добрый вечер, — произнес он вслух.
Стройная, выше среднего роста женщина в светлом плаще обернулась и улыбнулась Турецкому.
— Добрый вечер, — ответила она звучным, каким-то виолончелевым голосом. — Не заходите, пожалуйста! Я сейчас плащ сниму, вещи устрою и предоставлю вам возможность расположиться, — продолжая улыбаться и поправляя коротко стриженные каштановые волосы, проговорила она.
«Что и требовалось доказать!» — сказал себе Турецкий. Но никакой досады уже не было. Стоя в проеме, он невольно любовался ее легкими движениями, вдыхал свежий аромат духов.
— Прошу. — Женщина вышла, жестом пригласив Александра в купе и глянув на него большими, внимательными серыми глазами.
Проходя мимо нее, Александр почему-то вдруг смутился и едва не покраснел. «Этого еще не хватало!» — одернул себя «важняк».
Турецкий повесил на плечики куртку, сунул под полку сумку, достал из кармана неизменный «Честерфилд».
— Пойду покурю, — сообщил он почему-то попутчице.
— Пожалуйста, — разрешила та, усмехнувшись уголками рта и опять глянув на Сашу внимательными умными глазами.
«И очи как рентген просвечивают нас! Надо бы поменяться, — думал он, заглядывая в соседние купе. — А то рядом с этими очами и не уснешь». Но вагон, как назло, был укомплектован исключительно мужской половиной человечества. А предложить сероглазой красавице «обменять» себя на другого мужчину было бы как-то совсем глупо и оскорбительно для дамы. В тамбуре никого не было. Поезд плавно тронулся. Поплыл назад и быстро исчез из глаз почти пустой перрон. Александр глубоко затягивался, глядя в темноту, разрезаемую светом фонарей. Очередная желтая вспышка высветила из мрака трехногую анкерную опору силового трансформатора. Металлический корпус был выкрашен серой краской, на которой четко выделялась черного цвета надпись: «Осторожно! Опасно для жизни!»
Турецкий отпрянул от окна. Последние события вновь встали перед глазами.
…Володю Фрязина хоронили в субботу. Непривычно жаркую для последних дней августа погоду сменил какой-то очередной циклон, обрушившийся на столицу проливным дождем. Словно сама природа оплакивала молодого, здорового, замечательного парня, не успевшего оставить после себя ни дома, ни дерева, ни сына. Турецкий стоял у открытой могилы, подняв воротник куртки. Капли дождя непрерывно стекали с кожаной кепки, попадая за воротник, но он не замечал этого. Александр смотрел, как бережно опускали могучие муровцы гроб с телом Володи в набухавшую влагой землю, на его интеллигентную маму, тихо вытиравшую уголки глаз белоснежным платочком. На русоволосую девушку, которая поддерживала Елизавету Никитичну под руку и гладила рукав ее старенького плаща. На двух муровцев, державших огромные, открытые зонты над этими прижавшимися друг к другу женщинами и тщательно следивших, чтобы на них не упала ни одна капля. «Вот, и зонты над ними держат, как над семьей Президента, — думал Саша, глядя на маму и невесту Фрязина. — И караул есть почетный, и из автоматов сейчас грохнут. Да разве нужны им эти почести посмертные? Им Володя нужен, живой…»