Наташа и Гоголев находились в соседних боксах. Гоголеву переливали кровь. Возле Наташиного изголовья стояла капельница.
— Ну как ты? — спрашивал Турецкий Наташу. Он и не заметил, когда они перешли на «ты».
— Нормально, — слабо улыбалась Наташа. — А ты?
— Ну как ты? — спрашивал Турецкий Гоголева.
— Я нормально, — бодро отвечал тот. — А ты? Тьфу ты, как сговорились оба!
— Ну как они? — спрашивал тогда Турецкий у гениального доктора.
— Пациент скорее жив, чем мертв. Причем оба, — невозмутимо отвечал доктор.
Александр снова бежал к трехэтажному корпусу. Разглядывал ультрасовременное оборудование лаборатории. И высокого бледного молодого мужчину, ее руководителя.
Ветров был абсолютно неконтактен. Он не отвечал ни на один вопрос, выискивая глазами лысого человека с прищуренным взглядом. Технолога Владимира Ивановича, как называли его сотрудницы. Лысого взяли через час на выезде из города. Об этом Турецкому сообщили по рации.
Ближе к шести вечера первые необходимые мероприятия были завершены. Двери лаборатории опечатали. Разъехались «воронки», увозя задержанных. Саша снова оказался в реанимации.
— Ну что? — опять спросил он завотделением. Мужчина сидел в кабинете, крутя телефонный диск.
— Ну все, — невозмутимо ответил тот. — Гоголеву мы первую помощь оказали. Ранение, к счастью, сквозное, повреждены только мягкие ткани. Обработали рану, перелили кровь. И достаточно. Пусть его в ведомственной больнице наблюдают. А у нас все же инфекционная, сами понимаете. Еще подхватит тут заразу какую. Это я шучу. За ним уже машина приехала.
— А Наташа?
— Наталья Николаевна тоже в порядке. Ну шок, конечно, не прошел еще. Вернее, потрясение. А так что ж, помыли капельницей капитально. Она просила такси ей вызвать.
— Не надо такси. Я ее отвезу сам.
— Если она захочет, — пожал плечами здоровяк.
Через двое суток, ближе к вечеру, Александр Борисович Турецкий сидел в кабинете Меркулова. Был там и славный начальник МУРа Грязнов.
— Молодцы, молодцы, ребята! — нахваливал их Костя. — Давно я такого удовлетворения не испытывал. И лабораторию нашли, и сбытчицу основную взяли. И с убийцей Фрязина рассчитались. Не пристало, конечно, смерти радоваться. Но и огорчаться повода не вижу. Он еще и девушку из обменника убил? Так Денисова рассказывала? — повернулся Костя к Александру.
— Так, — кивнул тот.
— Три убийства: Фрязина, Гнездина и Горностаевой. Плюс похищение человека. Это лишь то, что на поверхности. Можно считать, получил по заслугам. Высшую меру — расстрел. Меркулов глянул на Турецкого.
— Что это ты замороженный сидишь? Не вижу радостного блеска глаз.