Говорить разрешалось только шепотом. Мы шли редкой цепочкой, разбросанной на сотни метров, не видя крайних. Даже яркие рубашки пропали бы из виду, а защитная одежда и подавно. Носильщики остались где-то позади под деревом, ожидая, когда мы что-нибудь обнаружим. Я шел за Беном. Воспаленные глаза на бесстрастном старообразном лице, голова под казенной войлочной шляпой с обвисшими полями чуть наклонена, трубка попыхивает. Сзади на поясе болтается оловянная фляга с водой. Худые черные икры, казенные ботинки, защитные гетры. Я шел за Беном, потому что он был лучший среди следопытов, стараясь учиться у него, совершенствоваться в поиске. Сам я сдался бы давным-давно. Одно дело приметить след, совсем другое — истолковать его. Давность следа я мог определить только в самых очевидных случаях. Увидев сдвинутый камень, я тихонько шлепнул себя по бедру, привлекая внимание Бена, и показал на землю. Его воспаленные глаза небрежно скользнули по камню.
— Зуро, — сказал он. — Вчерашний.
Вчерашний? Нижняя сторона камня вроде бы совсем свежая. При таком солнце след вполне может быть сегодняшним.
— Почему? — спросил я шепотом.
— Зуро, — повторил Бен.
Я шел сбоку от него в десяти метрах, немного отставая, чтобы не наступить на какой-нибудь след, прежде чем он его увидит. Снова знак: распластанный лист и на земле рядом с ним метина от копыта. Я шлепнул себя по бедру. Бен подошел. Глянул и отвернулся, ничего не сказав.
— Зуро? — Я присел, всматриваясь.
Как определить, когда на мертвый сухой лист наступил зверь — сегодня утром или вчера? Да при таком солнце! Пусть маленькая метина от пальца смазана, так ведь земля сухая и твердая. Ну, ладно. Послышался свист цесарки — такой же звук получается, когда человек свистит, приставив палец к губам, и я поднял голову и подумал: «Слава Богу». Свист донесся в долину с севера, сверху. Мы двинулись в ту сторону.
Из зарослей в ста шагах к югу от нас вышли Томпсон и следопыт по имени Ньямби, направляясь туда, откуда прозвучал сигнал. Только бы не Калашака оказался счастливцем. Калашака — рабочий, который нес блокноты, — воображал себя следопытом, хотя смыслил в этом деле не больше моего. Сближаясь, мы шли на свист по высокой жаркой траве. Так и есть — Калашака, и лицо его выражает радость. Ричард и Невин уже подоспели и изучали след.
— Зуро, — презрительно произнес Томпсон.
Калашака повесил голову. Подошел Бен, нагнулся, упершись ладонью в тощее колено, и посмотрел на след. Маленькая царапина на твердой земле.
— Кунене, — сказал Бен. — Утренний.
Томпсон поглядел на него: