Операция «Носорог» (Дэвис) - страница 52

Старина Норман был бессилен что-либо сделать. Разве что усыпить носорожиху шприцем на несколько часов, но он опасался, что шок может ее убить. Норман связался по радио с Солсбери и попросил прислать ветеринарного врача, хотя и понимал, что тот не скоро доберется до Мусусумойи. Ни Норман, ни кто-либо другой не могли тут ничего поделать. Он взял фонарь и опять забрался на верх ограды, решив дежурить всю ночь.

Носорожиха стояла, уткнувшись мордой в жерди, и перекликалась с детенышем, и кровь сбегала ручьем по ее толстым ногам в желтом свете фонаря. Крови натекло много, чуть не вся земля в отсеке превратилась в кровавое месиво. Около полуночи она свалилась. Закачалась, обмякла и повалилась на бок в собственную кровь, не отнимая морды от жердей, и так и осталась лежать, постанывая и окликая детеныша. Она истекала кровью. Старина Норман ничем не мог ей помочь. Она лежала, умирая, и окликала детеныша через жерди, и детеныш тоже лег в своем отсеке, чтобы быть поближе к матери, и поскуливал в ответ. Он слышал запах ее крови. Так они пролежали всю ночь, и кровотечение не прекращалось. Носорожиха умерла до рассвета, и в свете Норманового фонаря ее стойло выглядело сплошным кровавым болотом, и, когда она перестала дышать, детеныш заскулил сильнее прежнего, он распластался на земле, прижимаясь мордой к жердям, и громко плакал.

Как только рассвело, старина Норман подогнал к загону «лендровер», обвязал веревками мертвую самку и плод и вытащил их из отсека. При этом детеныш разволновался, забегал взад-вперед в своем отсеке. Норман велел рабочим взять лопаты и очистить отсек от кровавой грязи. Оттащив труп в буш за три километра, чтобы детеныш не слышал запаха, он произвел вскрытие носорожихи. У нее были сильные внутренние повреждения от падения со скалы. Потом Норман развел большой костер и сжег останки.

Рабочие хотели съесть мясо, но он не разрешил.

Они провели в Мусусумойе два месяца, отловили семнадцать носорогов и перевезли их в Гона-ре-Жоу. В районе Умфурудзи оставалось еще четыре, может быть, шесть носорогов, но они совсем не подпускали к себе людей, пробегали в день по пятьдесят-шестьдесят километров, уходя от преследования. Тогда ловцы перебазировались к реке Руйе, в земли вождя Масосо, с тем, чтобы позднее вернуться в Мусусумойю. Оттуда они должны были отправиться в Гокве.

Поначалу на Руйе все складывалось как нельзя лучше. Каждый день мы ловили по носорогу. Каждый день еще до рассвета старина Норман высылал на разведку следопытов из своего лагеря на берегу Руйи, каждый день на восходе они прибегали обратно в лагерь и докладывали, что обнаружен след, и старина Норман включал радио и вызывал Ньямасоту: «Четыре-один, четыре-один, четыре-один, четыре-один». И в холодке раннего золотистого утра раскатывался голос Томпсона: «Чи-пим-биии-ри!» Мы вскакивали на ноги и выбегали из палаток, одеваясь на ходу, и я кричал Брайтспарку Тафурандике, чтобы принес мне к «мерседесу» апельсин, кружку кофе и горсть таблеток глюкозы. Грузовик уже ждал, и Мкондо всегда выглядел бодрым — и несколько отчужденным, вроде Бена, и по утрам от него всегда пахло зубной пастой. Мкондо поставил свою старую никелированную кровать и натянул свой собственный тент под деревом мопани в сторонке от других африканцев, включая следопытов, и одеяла у него всегда были тщательно сложены на кровати. Лагерь следопытов — у них было стандартное казенное оборудование — тоже выглядел очень опрятно; местные рабочие спали на собственных одеялах у своих костров и казались порядочными неряхами рядом со следопытами в аккуратной защитной одежде и темно-зеленых кепи; но и они были молодцами по сравнению с моим Брайтспарком Тафурандикой, когда он, запыхавшись, семенил через высокую росную траву, держа в одной руке кружку с расплескивающимся кофе, в другой — горсть таблеток, прижимая апельсин к груди подбородком, страшно довольный, что на целый день избавляется от меня. У Брайтспарка Тафурандики вообще не было новой одежды, а в экспедицию он и вовсе взял с собой последнее старье, дыра на дыре. Попытка облачить его в форму не привела бы ни к чему хорошему. Вам не давала бы житья кислая физиономия Брайтспарка Тафурандики, а после первой же попойки он вернулся бы в лагерь голый, громогласно понося «грабителей». И даже стал бы требовать, призывая Всевышнего в свидетели, чтобы вызвали полицию из Солсбери.