— Пока я свободен. Потом будет труднее встретиться.
— Ладно, — согласился Конни. — Где и когда?
Через три часа они встретились в «храме еды, расположенном в бетонном колоссе семидесятых годов». Раньше по этому адресу находилось старое здание, построенное в девятнадцатом веке, а в нем — кабаре, где Конни побывал вместе с родителями в шестьдесят восьмом году. Он сидел и «елозил на месте в нейлоновой рубашке и галстуке из наппы, пока собственными глазами не увидел Гуннара Виклюнда и не услышал: „Снова в нашем городке загораются огни“». Несколько месяцев спустя, в парке Спёкпаркен он вспоминал это едва ли не со стыдом, как часть уже далекого детства. Левые оккупировали студенческий профком, а их противники устроили демонстрацию в парке. Слаженные песнопения тонули в шуме «Интернационала» и «Ты древний, ты свободный». Эти события, разумеется, горячо обсуждались в Институте, процентное соотношение сил правых и левых отмечалось ежедневно, и цифры четко говорили одно, а общественные дебаты — совсем другое. Из-за близости к статистике, из-за долей и процентов, впитанных едва ли не с молоком матери, он не связывал никаких надежд с борцами за радикальные изменения в обществе, даже если бы захотел. У них не было никаких перспектив, они составляли ничтожно малый процент населения, и лишь спустя пятнадцать лет, уже находясь по другую сторону семидесятых, Конни снова услышал «Снова в нашем городке загораются огни» и понял, что пока общественность была занята склоками, муниципалитет, банки и подрядчики при свете строительных прожекторов снесли все дома в этом городке, без малейшего вмешательства населения.
Янсен ждал на месте, одетый по-вечернему в костюм-тройку с галстуком, а гель для волос делал его совсем прилизанным. Строгий вид придавал его словам пышность, граничащую с пафосом нетрезвого человека. Увидев Конни, он вскочил, чтобы пожать ему руку и дружески похлопать по плечу.
— Заказывай! — Жест в сторону бара.
Они встретились по рабочему поводу, но Янсен выбрал неформальный тон — легкий и дружелюбный, чего Конни никогда от него не ожидал. Следовало заподозрить неладное или, по крайней мере, вести себя более сдержанно в ответ. Но:
— Я не мог отказать себе в удовольствии наблюдать за Янсеном, начисто лишенным таланта свободного общения.
Во всем чувствовалось преувеличение. Вечер явно мог влететь в копеечку, и, вообще говоря, в этом не было ничего странного. Но Янсена и Конни на протяжении многих лет связывали деловые отношения, и они никогда не позволяли себе излишеств.
— Возможно, это было частью игры, — сказал Конни. — Отвлечь меня преувеличенной, неуклюжей учтивостью, которая нашла выражение и в особо тщательном изучении моего отчета. Он знал его почти наизусть.