— Я понимаю, в каком положении вы оказались, — произнес Посланник. — У меня тоже есть дочь. Даже три. Сначала кажется, что отлично их знаешь, а потом вдруг становится ясно, что они живут собственной жизнью. — Конни кивнул. — Занимаются вещами, о которых ты и понятия не имел. — Конни пришлось согласиться и с этим. — Но запомните одно, раз и навсегда, — я не имею к этому никакого отношения.
Конни на секунду задумался:
— Если вы говорите «я», то это означает…
— …многое.
— Вы подчиняетесь полиции?
— Нет, — так же однозначно, как и прежде, ответил Посланник. — Я не подчиняюсь полиции… — Он умолк и посмотрел в окно, словно не спеша с объяснениями.
— Может быть, полиция подчиняется вам?
Посланник улыбнулся — дружелюбно, может быть, даже одобрительно.
— Такой интерпретации я еще не слышал, — произнес он. — Но — почему бы и нет? — помедлив еще немного, он добавил: — У меня есть ресурсы, есть полномочия. Разве этого не достаточно?
— Не знаю, — отозвался Конни. — Пока — да…
— Пока, да… — Посланник кивнул, откинулся на спинку стула и задумался. Он ощупывал Конни, пытаясь понять, из какого тот сделан материала. Может быть, материал оказался неожиданно твердым, учитывая обстоятельства, но, как и любой другой материал, вполне обрабатываемым — для того, кто владеет инструментом. Надо было лишь выбрать нужный. — Чтобы знать диспозицию, — продолжил он, — я хочу, чтобы вы рассказали о человеке, который говорил вещи, имеющие отношение ко мне, и который…
— …называл вас Эрлингом? — Умирающий в Юртхаген произносил это имя с особым смыслом, как едкое обвинение, и Конни обнаружил, что оно и вправду действует.
Посланник повторил, все так же спокойно, но уже с оттенком раздражения:
— Мы еще вернемся к этому. — Выдержав эффектную паузу, он продолжил: — Мне все передали, но я хочу услышать рассказ из ваших уст…
— Я хочу, чтобы мы говорили о моей дочери, — ответил Конни. — Не уверен, что нужно начинать с этого.
— Именно с этого, — возразил собеседник.
Делать было нечего. Конни еще раз рассказал о встрече с человеком, который получил его анкету и увидел в ней тайный смысл, которого там не было, а затем позвонил в контору, чтобы поделиться своими иллюзиями, после чего Конни отправился к нему, дабы объясниться, а нашел развалину, человеческие руины в зловонной квартире. Конни старательно избегал упоминания места. Человек был похож на портрет работы Фрэнсиса Бэкона, и сказав об этом, Конни заметил во внимательном взгляде Посланника что-то вроде недоумения, словно он не знает такого художника, но когда Конни описал человека как «отчасти истлевшего, отчасти иссохшего, как кусок вяленой говядины, который пролежал на столе целую ночь», собеседник, казалось, понял связь. Посланник проассоциировал фамилию «Бэкон» со свининой и, возможно, увидел в этом какое-то жестокое остроумие. Как бы то ни было, несчастный в реклайнере говорил о старом документе, который хранится в банковском сейфе. Ключ к ячейке был «погребен на островках Лагерганса». Все перемежалось с упоминаниями «Посланника» или «Эрлинга», словно тот мог объяснить или даже оказаться виновным в надвигающейся смерти этого человека.