В конце того же десятилетия лопнул другой пузырь — раздувшийся от непомерных надежд, возлагаемых на информационные технологии, и поднявший биржевые котировки некоторых предприятий до небес. Очевидно, эта женщина пережила падение вместе со всеми, кого настигла эта беда: «Ведь если бы я вовремя вышла… в тот же день он сказал „на полном ходу“… но не получилось…»
Мужчина и женщина сравнивали разные положения, говорили о вещах, мне недоступных, но поскольку оба они выглядели далеко не нищими, я предположил, что речь также идет о стратегиях выживания. «Тогда, во время реконструкции…» — говорил мужчина, и женщина-единомышленница подхватывала: «Да, точно…»
В моем пересказе сцена может показаться малоинтересной — усталость не позволяла мне вести наблюдения, которые могли бы составить более полное описание. Такой разговор можно услышать едва ли не в любом ресторане, была бы охота слушать. Главным впечатлением осталась их обреченность и моя так и не оправдавшаяся надежда увидеть, как откровения сведут их вместе. Они сидели рядом, и единственным, вполне безобидным свидетелем их беседы был измученный посетитель бара. Но сближения не произошло — во всяком случае, в моем присутствии. Поэтому единственная причина, по которой эти люди упоминаются здесь, — то, что тема их разговора оказалась связана с продолжением истории уже на следующий день.
Пока я безуспешно пытался заснуть в гостиничном номере, пил виски и делал наброски в подмогу собственной памяти — в первую очередь, о Посланнике; пока Конни без сознания отдыхал в своей конторе, а его жена бодрствовала или дремала рядом с ним; пока неизвестная нам служба вовсю трудилась над поисками исчезнувшей дочери, далеко за пределами города разворачивались совсем другие события — там глухо бурлила секретная или, по крайней мере, максимально скрытая от глаз общественности деятельность, которая была бы невозможна без всех кризисов, лопающихся финансовых пузырей, превращающих обычных людей в бедняков и заставляющих бросать дома в ныне почти опустевших краях.
Ученый — возьмем микробиолога — может чувствовать себя одиноким, покинутым и порой совершенно потерянным между двумя отверстиями в клеточной мембране, на участке, едва измеримая поверхность которого поглощает бесконечный поток средств, выделенных на исследование, и все же, несмотря на необходимость обосновать инвестиции, а затем изложить результаты исследования в относительно доступной и привлекательной форме, микробиолог может посвятить борьбе за этот участок мембраны целую жизнь. Подобно ученому, писатель может посвятить всю свою жизнь чему-то столь же узко специальному и якобы ограниченному: например, исследованию территории между «сейчас» и «только что», с трудом поддающегося определению интервала, почти ускользающего, столь противоречиво описанного, отмеченного непостоянством, сжимающимся и расширяющимся, как сердце, — то спокойно и размеренно, то порывисто и судорожно, жесткими, непредсказуемыми скачками, от которых все вокруг искажается, теряя привычные очертания.