— Ну что, есть новости от Темпы?
— Ни звука, — отвечал я.
— Он вернется, — говорил Виллис. — Он вернется.
Обстановка была привычной, но нагоняла тоску. Я всерьез обдумывал возможность бросить все к чертовой матери, сняться с места и махнуть к Малу в Хельсингланд — попытать счастья и, если повезет, провести холодную зиму на краю света. Месяц назад я написал ей дружеское письмо, и она ответила мне радушным приглашением. Но несмотря ни на что я снова и снова возвращался в зал, где боксировал Генри, бил по его мешкам и ждал телефонного звонка от женщины, которую он любил, но бросил.
Звонок раздался, посреди длинного монолога, состоящего из обсценной лексики и статистики английской футбольной лиги. Я поднял трубку, ответил и услышал голос, который узнал бы всегда:
— Это я… Тут такое… Приезжай…
— Что-то с ребенком? — спросил я.
— Нет, — ответила она. — Наоборот…
Я вызвал такси, и всю дорогу до ее дома думал, что же она имела в виду — что значит «наоборот». Через двадцать минут я уже был у нее. Она ждала меня в прихожей, открыв дверь, бледная, с черными пронзительными глазами. В руке она держала какой-то листок.
— Смотри, что я получила… — сказала она.
Это была телеграмма: «Черный верблюд 1/12 1900». Я прочел ее дважды, посмотрел на Мод и сказал:
— И что это значит?
— Это ресторан в Вене, — сказала она.
— Ну и?
— Это от Генри.
Когда я увидел Мод с телеграммой в руке и услышал ее слова «Это от Генри…», я понял, что моя роль в этой истории изменилась. Трудно сказать, кем я был раньше — любовником, другом или просто хроникером, но отныне, очевидно, все должно было измениться. Я стоял у нее в прихожей и проклинал собственную глупость. Она бы восприняла эту телеграмму совсем иначе, если бы я открыто заявил о своих намерениях, если бы четко дал ей понять, чего хочу. Беда была в том, что я и сам этого не знал. Сегодня я знаю больше, но тогда никаких четких намерений у меня не было. Сегодня я знаю также, что предложи я ей выйти за меня замуж и разделить со мной остаток своих дней, она бы наверняка согласилась. Она призналась в этом несколько лет спустя, и потом еще часто это повторяла, сперва — с упреком, позже — чуть спокойнее, с почти сладостной горечью. Мои последующие браки она комментировала тоже довольно странно. Случайные отношения она отбраковывала одним взглядом.
— Откуда ты знаешь, что это от него?
Мод вышла в кухню и тяжело опустилась на стул. Положила телеграмму перед собой и, вперившись в нее глазами, стала разглаживать ее на скатерти. Она долго молчала, потом, оторвав взгляд от стола, посмотрела на меня.