– Неужели ожил тот тритон, которого мы заморозили два месяца назад? Тот, которому мы ампутировали все лапы?
– Да какой тритон, профессор?! – обиженно возразил Гринёв. – Человек ожил!
– Вы сегодня что пили, Никки? – Шульце приблизил своё лицо к Гринёву и посмотрел ему в глаза. – Или вы курили? Что курили? Неужели Райло из второго отделения и до вас добрался со своей травой?
– Профессор! – Ник Гринёв обиженно оттопырил нижнюю губу и продолжил уже более спокойным тоном: – Один из тех, кого нам привезли несколько дней назад, ожил. Помните, мы поместили пять тел в низкотемпературные камеры? А сегодня с утра вы приказали достать одного и довести температуру тела до нормальной, отслеживая процент разрушения клеток при размораживании?
– Да-да, – Шульце наконец понял, о чём идёт речь, закивал. – И вы его таки разморозили?
– Да, профессор, разморозил, всё сделал, как вы и велели, отслеживал все процессы. Потом я ушёл перекусить, а когда вернулся, этот труп сидел на секционном столе! Представляете?!
– Нет, – Шульце мотнул головой, встал из-за стола и махнул рукой. – Ну-ка, дорогой мой Никки, пойдемте, посмотрим.
Профессор Шульце решил проучить своего ассистента раз и навсегда. В том, что Гринёв что-то принял или покурил, он не сомневался. Вот не оживают трупы, получившие по нескольку пуль и пролежавшие в низкотемпературной камере, фактически заморозке, несколько дней.
Шульце зашагал по коридору широкими шагами, спустился на первый этаж, вновь размашисто и уверенно пошёл по длинному широкому коридору к лабораторной секции.
Заходить в лабораторию, где производил свои изыскания Гринёв, он не стал, а свернул вправо и толкнул дверь в небольшую комнату – серверную. Здесь он присел за небольшой столик, активировал панель рабочего терминала, основной задачей которого было накопление информации с камер наблюдения.
Выбрав нужный файл записи и введя промежуток времени, который его интересовал, Шульце откинулся в кресле, облокотившись о подлокотник и подперев рукой голову, принялся ждать. Гринёв стоял позади.
Воспроизведение пошло, и профессор увидел тот момент, когда Гринёв встал со своего места, погасил экран терминала, потянулся и вышел прочь из лаборатории. С этого момента профессор прибавил скорость воспроизведения. На двадцать третьей минуте глаза Шульце расширились, и он поспешно вернул запись в режим нормального.
Труп, который по всем меркам должен был быть трупом и никем больше, пошевелил пальцами, потом его тело свела судорога, скрючивая руки и ноги, выгибая дугой. Припадок длился несколько минут, труп замер, а потом поднялся и свесил ноги с секционного стола. Обняв себя руками, человек, который по всем меркам умер несколько дней назад, сидел, покачиваясь и подслеповато осматриваясь по сторонам.