Я не знал, в какой именно день пересек границу с Бразилией, но в том, что это произошло, был уверен. Я не встретил никаких погранзастав, столбов и, разумеется, колючей проволоки. На карте эта граница обозначена прямой линией, которую правители обоих государств, не мучаясь на местности, провели по линейке.
Там и произошло одно событие, которое в моей дальнейшей судьбе сыграло если не решающую, то очень важную роль. Как-то я наткнулся на скалу, густо поросшую кустарником, и оттого отлично замаскированную в дебрях сельвы. В толще скалы были высечены гигантские каменные ворота с изображениями солнца и двуглавой змеи. Этот узор напомнил мне нишу в гробнице в виде солнца – что-то общее было в этих символах. Я всегда помнил, что везение не может длиться бесконечно и надо уметь вовремя остановиться, но здесь на меня что-то нашло. Я почему-то был совершенно уверен в том, что у меня началась светлая полоса, что мне непременно повезет опять, и в этой пещере я найду не менее прекрасное сокровище, чем в пирамиде мертвого города.
При помощи палки, бинта и бензина я сделал факел, который, по моим расчетам, должен был гореть не меньше пятнадцати минут, и, перекрестившись, зашел в пещеру. Ходы ее представляли собой сложный лабиринт. Сразу же тоннель разделился на два рукава, и я пошел вправо. Через несколько десятков метров – опять разветвление, затем – снова. Попадались крутые обрывы, куда спуститься без специального снаряжения было невозможно, и я обходил их стороной. Все время, пока я шел, до меня доносился отдаленный шум воды, очень напоминающий рев зверя. Источник звука определить было сложно, казалось, сами своды излучают его. Но не это вызывало у меня некоторый дискомфорт, и даже не огромные поселения летучих мышей-вампиров, а спертый, со странным привкусом воздух.
Я интуитивно почувствовал опасность и, не дожидаясь, пока факел догорит до конца, повернул обратно. Жадность наказуема, Кирилл Андреевич, сказал я себе, выходя из пещеры и все еще чувствуя во рту неприятный привкус.
Об этой пещере я забыл на некоторое время. Солнце, по которому я ориентировался, вывело меня к поселению племени токано. Никогда я не предполагал, что за двадцать дней одиночества могу по-настоящему затосковать по человеческому общению. Не думая об опасности, я быстро вышел из джунглей и, словно вернувшись в родной крымский поселок, уверенно зашагал между хижинами, здороваясь налево и направо, и, естественно, сразу оказался в центре внимания детей и собак, а пятью минутами позже – всего поселения.