Генерал армии Тюленев вспоминает, что Хрущев сказал в тот исторический момент. А сказал он слова простые и понятные: «Наша армия — армия-освободительница, и этим должно быть проникнуто сознание каждого нашего бойца и командира, этим должно диктоваться ее поведение на польской территории. Ну, а немцы… — Никита Сергеевич весело прищурился. — Им мы линию поведения диктовать не будем. Если у них не возьмет верх благоразумие, пусть пеняют на себя…». (Через три войны. М., Воениздат, 1960, с. 132). Это публиковалось при живом Хрущеве, при хрущевской власти, Хрущевым не опровергалось и хрущевской цензурой не стопорилось.
Коммунистическая партия заскрипела офицерскими сапогами. Никита Хрущев в растерзанной Польше на новой советско-германской границе. Все, что сказал Хрущев в этот исторический момент, стало достоянием истории: «Пусть немцы творят преступления, потом в Европу придет Красная Армияосвободительница…»
Как вела себя на польских территориях армияосвободительница и чем руководствовалась, мы можем видеть на примерах массовых захоронений польских офицеров. Совершалось это по приказам Коммунистической партии — «основной руководящей и направляющей силы», обутой в офицерские сапоги. И совсем не об обороне говорит веселый Хрущев на новой советско-германской границе, а о грядущем возмездии фашизму: пусть творят преступления, а судьями будем мы… Ничего оригинального в его словах нет. Это чистой воды марксизм-ленинизм-троцкизм-сталинизм.
Маркса я даже цитировать не буду: вся его переписка с Энгельсом пропитана одной идеей — пусть они совершают преступления, чем больше преступлений, тем лучше. И Ленин подхватил именно этот мотив: «Пусть зверствует буржуазия… Чем больше ожесточения и зверства с ее стороны, тем ближе дань победоносной пролетарской революции». («Правда», 22 августа 1918 года).
Эту марксистско-ленинскую мысль постоянно повторял Троцкий уже применительно не ко всем врагам вообще, а к германскому фашизму конкретно: «СОВЕТСКИЕ СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ЕВРОПЫ — единственно правильный лозунг, указывающий выход из европейской раздробленности, грозящей не только Германии, но и всей Европе полным хозяйственным и культурным упадком. Чем больше фашисты будут иметь в глазах социал-демократических рабочих и вообще трудящихся масс вид наступающей стороны, а мы — обороняющейся, тем больше у нас будет шансов». («Бюллетень оппозиции», ноябрь-декабрь 1930 г., N17-18, с. 53).
Мысль ясна: если Европу не сделать единой и советской, то ждет ее нищета и вырождение, но пусть фашисты наступают первыми… Это сказано до прихода Гитлера к власти, и сказано именно о германском фашизме. Троцкий расходился во мнениях со Сталиным и его придворными, но только в деталях. Центральная идея Ледокола Революции тут выражена так же четко, как у Ленина, как у Сталина.