Изабелла Баварская (Дюма) - страница 52

Пьер де Краон взял свой стакан, залпом опорожнил его и поставил на стол.

— Клянусь своим отцом, — побледнев, воскликнул герцог Бретонский, — этим рассказом вы, кузен, замыслили обидеть нас! Ибо вы отлично знаете, что все это случилось с нами, однако вам хорошо известно и то, что спустя полгода оскорбитель стал узником того самого замка, в котором мы сейчас находимся…

— …И из которого он вышел целым и невредимым.

— Да, заплатив мне сто тысяч ливров, отдав один город и три замка…

— Но сохранив свою проклятую жизнь, — продолжал Краон, повышая голос, — жизнь, которую могущественный герцог Бретонский не осмелился у него отнять, убоявшись навлечь на себя ненависть своего государя. Сто тысяч ливров, один город и три замка! И это месть человеку, который имеет миллион семьсот тысяч ливров, десяток городов и два десятка крепостей! Нет уж, мой милый кузен, давайте говорить откровенно: Клиссон был обезоружен, сидел закованный в цепи в самой мрачной и глубокой из ваших темниц, вы смертельно его ненавидели и все-таки не осмелились предать смерти!

— Я дал приказ Бавалану, но он его не исполнил.

— И правильно сделал, потому что, когда король потребовал бы выдать Бавалана как убийцу коннетабля, тогда тот, кто давал убийце приказ, быть может, убоялся бы королевского гнева и действовавший всего лишь как орудие был бы, возможно, покинут тем, чья рука его направляла, а ведь чем шпага тоньше, тем легче ее сломать.

— Кузен мой, — сказал герцог, поднимаясь, — вы, сдается мне, сомневаетесь в нашем слове? Мы обещали Бавалану защитить его, и мы, клянусь богом, защитили бы его от кого угодно, будь то французский король, германский император или римский папа.

Опустившись в кресло, он продолжал с тем же ожесточением:

— Мы сожалеем только о том, что Бавалан нас ослушался и что нет никого, кто взялся бы за дело, от которого он отказался.

— А если такой объявится, он мог бы рассчитывать, что найдет потом у герцога Бретонского убежище и защиту?

— Убежище столь же надежное, как церковный алтарь, — сказал герцог торжественным голосом, — защиту столь могучую, какую только может предоставить эта рука. Клянусь прахом моих предков, собственным гербом и шпагой! Пусть только явится такой человек: он получит все.

— Я получу, ваша светлость! — воскликнул Краон, вскочив и пожав руку старого герцога с такой силой какой тот в нем и не предполагал. — Жаль, не сказали раньше: дело было бы уже сделано.

Герцог смотрел на Краона с удивлением.

— Значит, вы думали, — продолжал рыцарь, скрестив руки, — что эта обида скользнула по моей груди, как копье по стали кирасы? О нет, она глубоко ранила мое сердце. Я казался вам веселым и беззаботным, и все-таки вы часто замечали, что я бледен. Знайте же теперь: вот эта болезнь и грызла меня изнутри, грызла зубами этого человека и будет мучить до тех пор, пока он жив. Отныне цвет радости и здоровья вновь возвратится ко мне, с нынешнего дня я начинаю выздоравливать и надеюсь, что очень скоро совсем поправлюсь.