— Я не понимаю, о чем вы? — нахмурился президент.
— В том и беда, — кивнул профессор.
— Да как вы смеете?!
— Постойте. Дайте договорить. Мы создали оружие судного дня. Оружие апокалипсиса. И принудили демонстрацией своей силы создать его и красных. Мы подходим к некой черте, и какая-то высшая сила предлагает нам вовремя остановиться!
— Что за бред? — поморщился новый министр обороны. — Господин президент, я предлагаю освободить нашего дорогого ученого от занимаемой им должности. Явно же, заработался дядька совсем. Голова начинает выдавать дикие перки…
— Да как вы смеете?! — в свою очередь, вскочил Хертберн.
— Тихо господа. Тихо! — развел руками Найтмеир. — Мистер Хертберн — мозг всего нашего проекта. Но вот то, что вы говорите, дорогой Альберт… А вы часом… Может, вы не лояльны?
Профессор вздрогнул. Худшего обвинения, наверное, не существовало. Быть нелояльным свободе и демократии — значит автоматически быть красным. А красный цвет в их стране остро пах электричеством, которое проводят сквозь головной мозг каждого, кто является отступником от всех добродетелей, кои должны были защищать пуф-бомбы.
Хертберн сел на свое место и угрюмо уставился в стол, буркнув:
— Я просто высказал свое мнение, коль уж вы им так интересовались…
— Вот и славно, — расплылся в улыбке президент. — А что предлагает новый министр обороны?
— Я считаю, что угроза красных сейчас остра и велика, как никогда. Нам надо делать больше пуф-бомб и готовиться к защите через нападение. Параллельно необходимо принять все меры к уничтожению или поимке этих шпионских аппаратов. И, безусловно, максимально форсировать создание гидро-пуф-бомбы.
— Скажите, мистер Хертберн, — президент вернул свое внимание к профессору, — гидрогеновая бомба не вызовет расщепления всех молекул воды и цепную реакцию водорода?
— Твою мать! — тихо вздохнул профессор.
— Что, простите?
— Как взорвем, так и узнаем, — сказал Альберт уже громче.
— А не будет ли поздно?
— Когда будет поздно, то уже будет поздно, — зло кивнул профессор.
— Я вас не понимаю, — раздраженно развел руками президент.
— Вот в этом и вся проблема, — вновь тихо вздохнул Хертберн, растирая ладонью верхнюю часть груди. — Проклятая изжога…