От всех этих невеселых мыслей было одно верное лекарство — натянуть поглубже холщовые рукавицы, жесткие и пересохшие за ночь от тепла батареи, взять в руки любимую пышную метлу с серым, отполированным руками — его руками! — древком, и пройтись в хорошем темпе по подъездам, сгоняя в широкое русло улицы всю осевшую за вчерашний день мусорную муть. Это не занимало много времени, зато создавало приятное ощущение, что дело движется и до конца остается не так много. Дальше уже себя не приходилось подгонять — он без колебаний брался за вторую, средней жесткости метлу, и вгрызался, как ледокол, в серое месиво листьев, расшвыривая их по сторонам и с радостью чувствуя, как все быстрее начинает струиться кровь в его мускулистых руках. Раз, еще раз, поцалу-у-й, раскраса-а-вица…
Через какой-то час все было кончено — листья покорными кусками сиротливо жались к бетонному парапету, черный асфальт маслянисто блестел под первыми лучами чуть поднявшегося над горизонтом солнца, и Андрей, раскрасневшийся, довольный собой, весело поглядывал на торопливо шагающих мимо прохожих, не скрывая своей гордости. Как он ее сделал, а? А говорила — не дам, ломалась… Накось, выкуси — час — и в дамках! Я тебе не какой-нибудь божий одуванчик вроде тети Насти, а здоровый мужик, понимать надо…
Оставалось немногое — собрать мусор в ведра и отнести на соседний участок, где между двух могучих тополей (ох, и достанется от тети Насти на орехи!) громоздилась могучая куча листьев. А потом можно будет всласть покемарить… Конечно, днем еще дернут, и не раз, из кровати — то приедет машина и надо будет грузить вилами рассыпающееся месиво в кузов, то назойливый начальник ЖКО погонит на какие-нибудь общественные работы, скажем, приводить в порядок территорию возле бани или агитплощадку… Но до этого еще далеко. И потом, сегодня вполне можно сказаться больным — ничего, обойдутся и без него, он во дворничьем бабьем взводе один мужик — ефрейтор, его беречь надо…
Но тут где-то рядом, в серых лоскутках нехотя расползающегося тумана, раздался знакомый мелкий кашель и скрежет совка. Андрей невольно поежился. Своего бригадира тетю Настю он немного побаивался, а порой и терпеть не мог за ее удивительную способность выискивать работу на ровном месте. Конечно, если ты сорок лет машешь метлой, да мучает тебя старческая бессонница, да тридцать три болезни, а дома, в полуподвальной служебной квартирке тебя никто не ждет, кроме толстого дымчатого кота Васьки…
Неожиданно его обожгла острая мысль — чего это он, ведь его, Андрея, не ждет дома вообще никто! Он постоял несколько секунд, глотая воздух пересохшими губами и пытаясь изо всех сил ухватиться за краешек только что показавшейся мысли, но тут рядом кто-то сказал: