— На языке Библии, — возразила Лавиния.
— Поезжай в агентство и закажи билеты на Восточный экспресс. Поедем завтра, в крайнем случае в пятницу.
— Компания «Вагон-Ли», как церкви, — сказала Лавиния. — С двенадцати до двух закрыта.
Богохульство было для нее чем-то новым, и когда она выходила от матери, ей даже стало за себя страшно, но скоро это чувство уступило место другому: через несколько часов ей предстоит покинуть Венецию. Завтракая в одиночестве, она прикидывала, как бы обойти приказ на марш. Всю дорогу к пьяцца она спрашивала себя: неужели нет никакого выхода? Ничего путного в голову не приходило.
Выход ей подсказал кассир в агентстве, причем совершенно случайно — никогда и никому не помогал просто так, по доброте душевной.
— Когда хотите ехать? — спросил он у Лавинии, которой в толпе здорово намяли бока, прежде чем она добралась до него.
Лавиния задумалась. Она вообще не хотела уезжать. Тебе что-то не по душе, а приходится говорить, что ты этого хочешь, — каков будет результат? В смысле психологии такая ложь не пойдет тебе на пользу. Ты перечишь собственной воле, а вдруг она тебе отомстит? Ее энергия не исчезает, сожмешь ее в одном месте, она обязательно прорвется где-то еще. И поди знай, как она себя проявит. Лавиния ответила одними губами.
— Завтра, — прошептала она.
— Завтра не получится, — отрезал кассир, и лицо его зажглось радостью, казавшейся по контрасту с его обычно тусклыми чертами лица почти невинной.
Губы Лавинии снова зашевелились. Попробуем положиться на Провидение.
— В пятницу?
— На пятницу все продано, — последовал ответ, казалось, кассир в восторге оттого, что поезда набиты битком. — Но есть билеты на…
— Погодите, — прервала его Лавиния, и пальцы ее правой руки, которыми она барабанила по стойке, замерли. — Можно два билета до Парижа на следующую пятницу?
Назад она вернулась словно во сне и прошла прямо в комнату матери. Раздражительность ее как рукой сняло, и когда она увидела миссис Джонстон, обложенную подушками, не грозную, а вполне мирную, она почувствовала, что может ухаживать за матерью вечно.
— Мне очень жаль, мама, — сказала она, — но билеты во все спальные вагоны до Парижа проданы на неделю вперед. Так что поедем в ту пятницу. Надеюсь, ты не против, по-моему, оно и к лучшему. Куда тебе ехать в таком состоянии?
— Если я в состоянии торчать здесь, я в состоянии делать что угодно, — возразила миссис Джонстон. — Ты уверена, Лавиния, что была там, где нужно?
— Конечно, мама.
— За эту неделю ты здесь умрешь от скуки, — заметила миссис Джонстон, будто Лавиния была козлом отпущения за грехи железнодорожной компании, что хоть немного утешало.