— Когда полиция переступает порог вашего дома, она вправе войти в любую из комнат, — сказал он. — Вы разве забыли, что я был полицейским?
— Был? — переспросил, пятясь от него, Уолтер. — Вы и сейчас полицейский.
— Был я и еще кое-кем, — сказал полицейский. — Вором, сутенером, шантажистом, не говоря о том, что еще и убийцей. Вам следовало бы это знать.
Полицейский, если его можно назвать таковым, казалось, все ближе и ближе подходил к нему, и вдруг Уолтер остро ощутил значимость малых расстояний: от буфета — к столу, от одного стула — до другого.
— Не знаю, что вы хотите этим сказать, — пробормотал он. — Почему вы так говорите? Я не сделал вам ничего плохого. Да я вас никогда и в глаза не видел.
— Ах, не видели? — сказал тот. — Зато вы думали, — тут он повысил голос, — и писали обо мне! Повеселились на мой счет, так? Ну а теперь я хочу повеселиться на ваш. Вы сотворили меня самым мерзким из мерзких, постарались. Это называется — «не сделали мне ничего плохого»? Вы не задумывались над тем, что значит быть таким, как я, правда? И не ставили себя на мое место, правда? И ни капельки не сжалились надо мной, правда? Что ж, я тоже не собираюсь вас жалеть.
— Но говорю же вам, — воскликнул Уолтер, хватаясь за край стола. — Я не знаю вас!
— И вы еще утверждаете, что не знаете меня! Сотворили надо мной такое, а потом и вовсе позабыли! — в голосе его послышались нотки обиды и негодования. — Забыли Уильяма Стэйнсфорта!
— Уильяма Стэйнсфорта!
— Да. Я был для вас козлом отпущения, не так ли? Вы свалили на меня свою неприязнь к самому себе. Вы чувствовали себя превосходно, когда писали обо мне. Думали, какой вы честный и благородный, что пишете о такой дряни. Поговорим теперь, как один У. С. с другим. Что я должен сделать, чтобы поступить так, как это соответствует моей натуре?
— Я… я не знаю, — промямлил Уолтер.
— Не знаете? — ухмыльнулся Стэйнсфорт. — А вам бы следовало это знать, раз вы меня сотворили. Что сделал бы Уильям Стэйнсфорт, доведись ему встретить в каком-нибудь укромном уголочке своего старого папашу, своего доброго старого папашу, который отправил его на виселицу?
Уолтер только смотрел на него во все глаза.
— Вы не хуже меня знаете, что бы он сделал, — сказал Стэйнсфорт. Внезапно лицо его совершенно исказилось. — Нет, не знаете. Вы никогда меня не понимали. Я вовсе не такой злодей, каким вы меня изобразили. — Он замолчал, и в душе Уолтера блеснул слабый призрак надежды. — Вы не дали мне ни одного шанса на спасение, правда? Что ж, я вам дам один. Это показывает, что вы меня никогда не понимали, не так ли?