Но в один прекрасный день гостившая у него старая родственница упомянула о некоем блюде, с которого во времена его прабабушки кормили цыплят. Да вот же оно, — какое волнение! — и Тимоти сразу понял, что это famille verte,[12] вещь очень ценная.
Проводив гостью, Тимоти принялся изучать блюдо. Из круглого медальона в центре расходились ветки с голубыми и лиловыми цветами и терракотовые розочки с зелеными листьями двух оттенков. Эти-то листья и очаровали Тимоти больше всего. То место, где листья касались друг друга и один тон зелени переходил в другой, вызвало в его душе почти такой же отклик, как смена тональности в музыке Шуберта. Он ужаснулся, представив, как цыплята долбят своими клювами эти листья, и с преувеличенной осторожностью водрузил блюдо на прежнее место над камином.
Теперь фарфор стал его главной усладой, и, хотя ни одно изделие не радовало его так, как это блюдо, все они дарили ему возможность читать о них, рассуждать и — что Тимоти находил особенно восхитительным — созерцать их, погружаясь в мечтательную дрему между мыслью и ощущением.
Можно представить его горечь и разочарование, когда привратник лондонского музея сообщил ему, что отдел керамики все еще закрыт на ремонт. «Приходите годика через три», — сказал привратник и подмигнул.
Но Тимоти не мог ждать и трех минут. Он приехал в Лондон посмотреть китайский фарфор — и он его посмотрит! Как раз подкатил автобус, идущий в тот район, к северу от парка, где так много антикварных магазинов. Тимоти сел в автобус.
Внутри магазин был куда просторнее, чем казался снаружи. Толстый ковер скрадывал звук шагов. В торговом зале никого не было, Тимоти на цыпочках подошел к стеллажам, опоясывающим стены, и стал рассматривать одну вещь за другой, пытаясь угадать, какие радости сулит ему каждая. Внезапно он остановился. Стоявшая на самой верхней полке ваза привлекла его внимание столь же властно, как если бы она его окликнула. Кому дано описать само совершенство? Не буду и пытаться, не скажу даже, какого она была цвета — ведь, подобно жемчужине, ваза обладала своим, присущим ей одной цветом, и он перетекал по ее поверхности невесомей тумана, что висит поутру над рекой.
— Вы обратили внимание на эту вазу, — произнес голос у него за спиной, учтивый голос, но Тимоти все равно вздрогнул. — Вы не зря восхищаетесь ею — это действительно уникальная вещь.
Голос принадлежал мужчине среднего роста и средних лет, чисто выбритому, со светскими манерами и внушительной повадкой.
— Очень красивая, — сказал Тимоти и тут же смешался из-за того, что обнаружил перед незнакомым человеком свои чувства.