— Разве здесь не чудесно, Шаман? Хорошо ведь оказаться дома.
— Конечно, хорошо, Рэйчел.
Некоторое время они обсуждали, каково это — жить в городе. Он рассказал ей о Цинциннати, попутно отвечая на ее вопросы о медицинской школе и больнице.
— А ты, тебе понравилось в Чикаго? — спросил он.
— Мне нравилось, что там можно было запросто сходить в театр или на концерт. Каждый четверг я играла на скрипке в квартете. Джо не был поклонником музыки, но мне отказать не мог. Он был очень добрым человеком, — ответила она. — Так заботился обо мне, когда я потеряла ребенка в первый год после нашей женитьбы.
Шаман кивнул.
— Потом родилась Хетти, и началась война. Война забирала у нас все силы и время. Чикагская община евреев насчитывала не больше тысячи человек. Восемьдесят четыре наших парня ушли воевать, на свои сбережения мы полностью одели и обули их. Они влились в роту «С» восемьдесят второго иллинойсского пехотного полка. Солдаты-евреи получили награды за бои под Геттисбергом и многие другие. И я горда тем, что тоже была причастна к этому.
— Но ты ведь сестра Иуды Бенджамина, а твой отец — ярый приверженец южан!
— Знаю. Но Джо поддерживал Север, и я приняла его сторону. В тот день, когда я получила письмо от матери, в котором она писала, что отец ушел служить к конфедератам, на моей кухне как раз проходило заседание общества помощи солдатам, и в его работе принимали участие все женщины нашей общины, — пожала плечами она.
— А потом родился Джошуа. И умер Джо. Вот и вся моя история.
— И вот ты здесь, — сказал Шаман, и она взглянула ему прямо в глаза. А он уже и забыл ее гладкую кожу и тонкие черты лица, забыл ее пухлые губы и глубину ее сверкающих карих глаз. Он не собирался задавать больше вопросов, но один невольно сам сорвался с его губ:
— Ты была счастлива в браке?
Она все так же внимательно смотрела на воду. Ему даже на миг показалось, что он просто не увидел ее ответа, но тут она снова посмотрела на него.
— Скорее, меня все устраивало в этом браке. По правде говоря, я просто смирилась.
— А я вот так и не смог смириться или подчиниться! — воскликнул он.
— Ты не смог сдаться, ты продолжаешь бороться, поэтому тебя назвали Шаманом. Пообещай мне, что никогда не сдашься.
Хетти проснулась и перебралась поближе к матери, стараясь не разбудить все еще спящего братика.
— Пообещай, — настаивала Рэйчел.
— Обещаю, — улыбнулся Шаман.
— Почему ты так странно разговариваешь? — поинтересовалась Хетти.
— А я как-то странно разговариваю? — спросил он, смотря скорее на Рэйчел, чем на ее дочку.
— Да! — заявила девочка.