Никеша послушно взял и вдруг расплылся в улыбке.
— Ишь, — объявил он, — тоже дошел…
— Куда б я делся! Тебе-то что не сиделось?
— Ну, — пожал плечами Никеша, — один гонец не гонец, вот и послали… Мало ли!..
— Ты б еще Щербатого приволок, — пожал плечами севастиец и, поймав настороженный взгляд похожего на цаплю мечника, добавил: — Соврал я, когда сказал, что у Бориса Олексича пять сотен без одного. У него пять сотен без двух.
И тут твереничи расхохотались.
1
Не ложились, куда уж тут ложиться. Князь, правда, вернулся в шатер, но больше для порядка: не дело, если вождь перед боем не спит, в огонь смотрит. Арсения Юрьевича проводили взглядами и остались дожидаться не столь уж и далекого рассвета. Занимались кто чем. Монах Предслав, мурлыча под нос что-то непонятное, возился с кольчугой, Басман разложил вокруг себя метательные топорики — то ли проверял, то ли любовался, то ли волхвовал. Еще двое — Аркадий со Щетиной — затеяли игру на щелчки. Орелик щипал дорогим ножом лучину, совал в костер, любовался расцветающими на белых стеблях огнецветами. Никеша и обладатель красного носа мирно сопели, прислонившись к каменному столбу. Время от времени то один, то другой вздрагивали, открывая один глаз, и вновь засыпали. Они были спокойны и, может быть, даже счастливы.
Георгий уснуть не пытался — грыз травинку за травинкой и смотрел то на товарищей, то на звезды, вспоминая имена, что давали небесным лампадам элимы, гедроссы, авзоняне, роски… Небо неотвратимо и равнодушно вращалось на запад, над горизонтом уже поднялась голубая Анадита. В эту ночь звезда любви предвещала наслаждение битвы и ласки смерти.
Из темноты вынырнул боярин Обольянинов, молча присел у огня, обхватив руками колени. Никита-Предслав отложил кольчугу и взялся за копье, вдруг напомнив Георгию иную степь и силача Филиппа Сульпия, дни и ночи напролет доводившего до совершенства оружие и доспехи. Сульпий не отходил от Стефана, только доблесть от подлости не укроет. Что сталось со стражем убитого полководца, с прочими ветеранами Намтрии? Что с Василько, Феофаном, Ириной? Пятнадцатилетняя василисса… Проклятье, уже семнадцатилетняя… Если племянница удалась в мать, она отомстит. Рано или поздно.
— Никак по звездам читаешь? — окликнул севастийца Орелик. — И что кажут?
— Вечером мы будем знать все. — Георгий, словно очнувшись, провел ладонью по лицу. — Зачем связывать свою участь со звездами, а если связывать… Пусть от нас зависит, какой звезде упасть, а какой — светить вечно.
— Хитро сказал, — с уважением произнес Щетина и уставился в небо. Проигравший Аркадий потер лоб.