Залессец первым нарушил молчание.
— Что ж, брат Арсений Юрьевич, не убедил я тебя. Будем теперь с князьями говорить, да только, помяни мое слово, со мной кровь Дирова согласится, не с тобою. Все привыкли за спины других прятаться, а сейчас — чего им на рожон-то лезть? Бедокурила Тверень, Залесск в Орду поедет, тверенские грехи замаливать, а им и хорошо. Полки в поле вести, с Юртаем оружно спорить? Господа побойся, княже, не на небе живешь, не под Святой Дланью. А ну как приговорит съезд тебе самому в Орду ехать, ответ держать? Немало ведь тех, кто на твои земли позарится, коль… сам понимаешь, если что в Юртае случится.
— Все-то ты, княже, поганое в других видишь, — не выдержал тверенич. — Всякое в Роскии случалось, то правда. И брат на брата ходил, и на соседей набегали, боками толкались. Да только всегда и во всем поступать, худшее лишь полагая, — сам других к этому подтолкнешь. Изнемогла земля, все гребет к себе Юртай, и кабы только серебро! Души поганит, вот чего ты понять не хочешь.
— Не не хочу, — покачал головой Болотич. — Не могу. Про души одна лишь Длань Вседержащая ведает. А мне надо, чтобы набегов не было, чтобы пахарей не зорили. Кто скажет наверняка, княже, что победишь ты, на поле полки выведя?
— Никто, — легко согласился тверенский князь. — Так ведь и саптары, когда к нам шли, не знали, победят или нет. Смелый города берет, Гаврила Богумилович. Смелый и назад отбивает.
Болотич ничего не ответил, только махнул рукой.
— Пусть потомки Дировы решают.
— Пусть решают, — эхом откликнулся тверенич.
1
Княжий сбор — непростое дело. Обычно устраивались основательно, ждали подзадержавшихся дальних, коротали время в истинно княжих забавах — охоте, кто помоложе — баловался оружием, сходясь друг с другом на потешных ристалищах. Теперь все не так. Никто не тянул, не старался, «чести ради», явиться последним. Все, все до единого, гнали, не жалея коней, слали вперед легких гонцов, мол, мы уже близко, совсем рядом.
Никто не отговорился телесными немощами, нестроениями в своих пределах или иным, столь же уважительным.
Приехали все. Собрался весь цвет Дировичей, давно, с незапамятных времен, правивших в землях роскских.
Друг старого князя Юрия Тверенского, отца Арсениева, Кондрат Нижевележский, огромный, словно медведь, с густой бородой до середины груди, поднявший запустевший было при его отце град, сделавший его торговой столицей всего Повележья. Не задержался юный Всеслав Резанский, — его родитель пал совсем недавно, отражая очередной ордынский набег. Почтил съезд Юрий Смоленьский, чье лицо навек обезобразила саптарская сабля. Лицо, не совесть. Ответил согласием Андрон Святославский, но на него надежды мало — слишком уж слушает Болотича.