— Да? Мне не хотелось бы воспринимать это как данность. Тебе нравятся красивые вещи. И мне нравится тебе их дарить. Всегда нравилось.
Джемайма виновато покраснела:
— У меня было безрадостное детство… возможно, я неосознанно иногда пытаюсь компенсировать то, что недополучила тогда.
— Ты никогда не рассказывала о своем детстве.
Джемайма пожала плечами:
— Об этом особенно нечего рассказывать… У нас всегда не хватало денег, даже на еду. К тому же мои родители не ладили друг с другом — их брак явно был создан не на небесах.
— Я помню, ты говорила, что твоя мать погибла…
— Да. Это было ужасное время, — быстро сказала Джемайма, желая закрыть эту тему. Ей не хотелось больше лгать.
Почему-то ложь в прошлом казалась ей теперь не такой важной и не так беспокоила ее, чем перспектива солгать ему сейчас.
Последнюю неделю ее нервы были на пределе. Ее отец звонил еще два раза. Один звонок не застал ее дома, второй был практически повторением самого первого звонка. Старый пьяница жаловался на свое финансовое положение, заклиная Джемайму быть великодушной и снова грозясь приехать в Испанию. Три года назад он настоял, чтобы она передала ему деньги наличными, и, хотя Джемайма поклялась, что больше не поддастся на его угрозы, она знала, сколько фунтов на ее счете и сколько свободных вдохов она сможет себе за это купить, выполнив требование отца.
— Я решил встретиться с Марко в эти выходные, — произнес Алехандро. — Думаю, мне не дождаться, когда он сам выкажет это желание, так что придется пойти ему навстречу.
— Может, дать ему еще немного времени? — неуверенно предложила Джемайма.
— Не могу, tesora mia. — Лицо Алехандро помрачнело. — Мне придется разобраться с ним. Все это и так продолжается слишком долго. Думаю, Марко устраивает держать нас на расстоянии. Между прочим, Беатрис знает.
— Я догадывалась, — кивнула Джемайма.
— Она знала, что Дарио гей, ну и… сделала выводы. Но, разумеется, она ничего никому не сказала. Чтобы не дай бог никого не обидеть. Это же Беатрис очень хотелось бы, чтобы иногда она не была такой щепетильной… Ты из-за этого так нервничаешь? Из-за того, что я хочу поговорить с Марко?
Джемайма напряглась:
— Я нервничаю?
— Последнюю неделю у меня такое чувство, что тебя что-то беспокоит. Но ты не думай, я не собираюсь устраивать тут кровавую разборку. Для этого уже слишком поздно.
Удивленная, что он заметил ее состояние, Джемайма кивнула и попыталась расслабиться.
— Ради семьи я буду держать себя в руках, — пообещал Алехандро, — но не думаю, что смогу когда-нибудь простить его.
— Пускай это останется на его совести. Все уже в прошлом, — сказала Джемайма, выходя из машины.