Но глубоко внутри Сизова всегда прятался романтик. Да, белые тоже были не идеальными людьми. Во всяком случае, не все. Многие были готовы пойти на подлость, предательство, бегство, низость. Многие презирали красных, называя их быдлом и мародерами, копошившимися в чреве рухнувшей страны, а потом переходили на их сторону по разным причинам.
Но ведь белые были всего лишь людьми. И у них были свои слабости. Однако Сизов не знал ни одного из лидеров движения, кто разжег бы огонь ненависти, призыва к гражданской войне против своего народа, ратовал за поражение своей страны, или спокойно разъезжал в пломбированном вагоне, который благосклонно предоставил бы правитель государства, с которым Родина ведет борьбу.
Был, конечно, для Сизова один из белых, кто вызывал отвращение: барон Унгерн. Он не жалел ни чужих, ни своих (своих даже меньше жалел). Пролилось много крови по его указаниям. При захвате Урги вырезали все еврейское население столицы Монголии. Однако в глазах Сизова "творец коммунизма" был ничем не лучше Кровавого барона: ведь по его попустительстве погибло в десятки и сотни раз больше людей, чем по приказанию барона Унгерна.
Двуличие, двойная жизнь нелегко давались Кириллу. Продвижение по карьерной лестнице, устремление к сокрытым тайнам, хранившимся в архивах, желание докопаться до правды, понять, суть Гражданской войны - и постоянные депрессии. Упадки настроения, которые еле-еле удавалось скрывать, ссылаясь на усталость от работы. Тогда Сизов с головой уходил в свое дело, в работу с агентурой, карьеру. "Топил" себя в повседневности, лишь бы отвлечься от тяжелых мыслей и темных чувств.
После развала Союза это стало намного проще. Как-то слишком много людей стали заявлять, что всегда были противниками рухнувшей власти, пытались вести с ней скрытую войну.
Как грибы после напоенного радиоактивной пылью дождя вырастали демократические, либеральные, анархические, даже монархические движения и кружки. Стало намного легче. И еще горше: свобода превратилась во вседозволенность, вседозволенность - в безнаказанность, а безнаказанность - в анархию и кровь. Это до боли напоминало зарождение коммунистической власти. Только никакой войны, которую почти удалось выиграть, не понадобилось для краха государства. Правильно сказали на Западе: всесильное Политбюро подняло руки кверху и сказало: "Мы сдаемся".
Именно после той разрухи Сизов все более укреплялся в своей правоте: красный путь был неправильным. Хотя бы методами, которыми он создавался. Красным он стал от крови, а не от чего-либо еще…