— Я тебя не понимаю. Первыми в чем?
— Первыми в этой стране.
— Вы снова намерены шутить?
— Да нисколько! — Вадим встал, поставил напротив Каратаева стул и уселся на него верхом, облокотившись на спинку. — Мы захватим в Германии политическую власть и отменим Вторую мировую войну!
— Это невозможно…
— А давай порассуждаем. — В словах Нижегородского не было и тени шутливости. — Я встречался с Гитлером и провел с ним с глазу на глаз двое суток. И честно тебе скажу: у меня в голове не укладывается, как этот закомплексованный недотепа с гнилыми зубами и мусорным ведром вместо головы возьмет однажды своей маленькой, чуть ли не женской ручкой за горло великую страну, а потом и всю Европу. Но если это возможно, а мы-то с тобой знаем, что возможно, то почему бы нам не попытаться сделать то же самое?
Каратаев не мигая обалдело смотрел на соотечественника и молчал.
— Кто такой Гитлер после войны? — продолжил свои рассуждения Нижегородский. — Ефрейтор с железным крестом на потертом френче. Я не умаляю его будущего ораторского мастерства и дьявольской политической активности, но не нужно забывать, что и он несколько раз оказывался на краю пропасти. Просто всякий раз ему везло. Ведь так?.. Так. А теперь давай пофантазируем, кем можем стать мы с тобой, скажем, к середине двадцатых. За то время, что наш Альфи будет завоевывать свои кресты, ты издашь несколько пророческих, сногсшибательных трудов, в которых предскажешь и будущие беды, и грядущие революции. Ты сам говорил, что у тебя в загашнике несколько убойных книг расовых теоретиков и будущих модных философов, издания которых выдержат в свое время сотни тысяч экземпляров. Ты сплавишь их в нечто единое, очистив от явного бреда и пронизав еще скрытым для всех знанием. Мы приобретем собственное издательство, купим критиков, а значит, и общественное мнение. Твое имя станет культовым, а для многих и вовсе сделается синонимом совести германской нации (ты не потерял еще свою справку о расовой чистоте?). Что касается меня, то к двадцать пятому году мой банк (а я непременно стану банкиром) будет самым богатым финансовым учреждением Веймарской республики. Этаким спрутом, разжиревшим на инвестициях западной экономики, покуда своя была в коме. С моей помощью правительство, как в семьдесят третьем, восстановит обращение золотой марки, и мы подавим инфляцию. После этого именно мой банк получит лицензию на монопольную инверсию бумажных денег.
Нижегородского явно заносило на поворотах, он это чувствовал и тем не менее процентов на пятьдесят уже сам верил в свои «Нью-Васюки». Он смело продолжал выстраивать конструкцию озарившей его великой идеи.