Однако ее постигло скорое разочарование. Взрыв даже не привел к жертвам, пострадал только багаж. Император был спасен благодаря собственному нетерпению. Действительно, узнав о необходимости ждать устранения неполадки, вызвавшей неисправность другого поезда, и будучи раздражен этой непредвиденной задержкой, Александр отдал приказ о досрочном отправлении.
Еще один раз Александр II возблагодарил Бога. Однако у него были все основания для того, чтобы задаться вопросом об эффективности принятых на тот момент мер безопасности. В самом деле — вагон, на который была проведена атака и который сошел с рельсов, был четвертым по счету, и именно в нем должен был ехать император, хотя из предосторожности он никогда не называл номер вагона, т. е. эта информация держалась в секрете. Покушение доказывало неэффективность мер секретности, принятых для обеспечения безопасности императора: заговорщикам были в мельчайших подробностях известны планы перемещения императора. Следовательно, у террористов были свои люди в самом сердце полицейского ведомства.
Точность сведений, имевшихся в распоряжении террористов, очевидным образом подчеркивала слабую информированность жандармского управления: последовательная подготовка трех покушений на железной дороге доказывала это как нельзя лучше. Человек, задержанный с динамитом в Одессе, оказался Гольденбергом — тем самым, который незадолго до этого изъявлял желание участвовать в покушении Соловьева. Он получил задание забрать взрывчатку, которая оставалась после несостоявшегося покушения в Одессе, но попал в руки жандармов. Он мог бы выдать конкретные сведения о планах террористов. Конечно, он сделал это в момент задержания, когда они уже утратили актуальность, но вместе с тем он не сообщил ничего такого, что действительно могло бы быть использовано для уничтожения организации, к которой он принадлежал.
Александру II стало также известно, что нигилисты находили поддержку во Франции. Гартман, вместе в Софьей Перовской принимавший участие в подготовке покушения в Александровске, после срыва покушения направился прямиком во французскую столицу. Горчаков, узнав об этом, потребовал у французского правительства экстрадировать этого человека и выдать России. Ответом стала развернувшаяся во французской прессе кампания, в которой приняли участие крупные фигуры из числа российских эмигрантов — Плеханов, Лавров, оказавшиеся на стороне Виктора Гюго и вместе с ним выступившие против «имперского террора». Более того, французская полиция была осведомлена о действиях близких к Лаврову эмигрантов, которые занимались изготовлением взрывчатых веществ в одном из домов, расположенных на улице Шату. Однако российский министр иностранных дел был вынужден констатировать, что Франция ответила отказом на его требование. Симпатии французов были на стороне нигилистов. В архивах российского политического сыска (Третьего отделения) содержится один крайне занятный документ, подписанный Татариновым — российским дипломатом, находившимся тогда в Париже, — и описывающий конкретные формы, в которых нигилистам во Франции была предоставлена помощь. Автор записки писал следующее: