Так было и с Агафьей. Пока она стояла средь улицы, над самым ее ухом раздалось: «Берегись!» — и парные сани пронеслись дюйма на два от Агафьинова носа. Она ничего не сказала, только перекрестилась и пошла на тротуар. Началось обычное мытарство, и Агафья только поздно вечером пришла в Ямскую, побывав сперва и в Коломне и на Васильевском острове и испытав всевозможные страхи. Усталая и голодная, спрашивала она:
— Здесь будут тверские?.. Никон Афанасьич?.. Извозчики?
— Здесь… Ступай в горницу, — сказал ей какой-то парень.
Агафья вошла. Скоро ее усадили ужинать. Пошли разговоры, расспросы про деревню. Никон обещал скоро поставить на место в судомойки.
— Потому у меня есть три куфарки знакомых… По богатым живут… Поставим. А теперь ложись с богом, Агафья… Чай, умаялась.
С такими надеждами Агафья легла спать и скоро заснула. Во сне она часто вскрикивала. Сперва снилась ей маленькая деревенька… Дальше похороны мужа, только всего год с ней жившего… Потом снился ей Вавилон столичный. Вот она на улице… Лошади прямо на нее летят… большие, сердитые лошади… Она хочет спрятаться в сторону, но лакей подходит к ней и спрашивает: «Агафья, а где пятишница?» Она прижимает руками сокровище, но лакей уже берет пятишницу… Лошади в это время налетают и топчут Агафью…
— Ой… Господи помилуй! — вскрикнула баба.
— Вставай, Агафья! Чего спужалась, аль со сна?!
Агафья посмотрела вокруг. На дворе было светло. Извозчики собирались на дневную работу.
II
Через две недели Агафья шла по Невскому со своим узлом. Дойдя до Большой Мещанской, она своротила в улицу и спросила у городового:
— Голубчик, скажи… где дом Лапатина будет?
— Третий дом налево… Эка чумичка! — проворчал городовой вслед.
Агафья дошла до дому, вошла во двор и, после долгих переговоров с дворниками, поднялась по черной лестнице в третий этаж и вошла в кухню.
— Здравствуй… здравствуй, Агафья… — сказала кухарка. — Садись пока… Пойду скажу барыне…
Скоро вошла барыня и порядила Агафью за три рубля в месяц стирать белье, помогать кухарке и вообще делать что прикажут. Агафья только кланялась и благодарила.
В тот же день она получила себе крошечный уголок на кухне, куда поставила свой сундучишко, и в тот же вечер Агафья, лежа на тощем тюфячке, всплакнула на новоселье.
С следующего дня Петербург стал показывать, как он дает свои гроши деревенскому человеку: Агафью гоняли, не жалея ее ног. То в молочную слетай, то в булочную, то письмо отнести в ящик и прочее. Агафья все это исполняла старательно, и кухарка, сложившая благодаря такому рвению молодой бабы большую часть своих забот на свою помощницу, взамен того покровительствовала ей: не раз рассказывала ей о той каторге, которая приходится на долю подневольного человека, и поила кофейными обварками. Бывало, во время этого занятия войдет в кухню лакей и, бросая письмо, скажет: