— Я не знаю, какой предмет был у тебя любимым в институте, — мама начинает сердиться. — И не хочу знать. Хотя мне казалось — это история педагогики. И я не понимаю, почему со своим красным дипломом ты решила вести какое-то рисование— самый ненужный, второстепенный школьный предмет…
— Самый лучший с точки зрения детской психологии…
— Но даже это не спасло тебя от скандала. Потом ты решила бросить работу, которая считается уважаемой, интеллигентной…
— Вот только не надо! Не надо рассказывать об уважении!
—…и устроилась лаборантом.
— Демонстратором узкопленочного кино.
— Какую жизнь ты себе готовишь? Как ты собираешься зарабатывать на хлеб? А если у тебя появится ребенок?
Нет, это просто невозможно! Опять она о каком-то ребенке!
— Мама, послушай! Никакого ребенка нет. И не предвидится. И на хлеб — конкретно на хлеб — мне пока хватает. Разве я заметно похудела? К тому же я поступила на курсы машинисток. Я как раз хотела это с тобой обсудить. Там надо заплатить. Немного, но у меня сейчас нет этих денег. И я хотела у тебя одолжить. Я смогу отдать — только чуть позже…
Мама бросает на меня быстрый взгляд и решается:
— Вы читаете запрещенные книжки?
— Разве «Капитал» — запрещенная книжка?
— Ася, вы ведь читаете не только «Капитал».
— Не только. Ты же знаешь, многие книжки исчезли из библиотек. Хорошие книжки. А некоторые люди их спасали — как еврейских детей во время войны. (Мама едва заметно смаргивает.) Забирали к себе домой. Никому не придет в голову обыскивать все личные библиотеки. И нет ничего удивительного, что кто-то делится редкими книжками со своими друзьями.
— Я помню кампанию против Зощенко и Ахматовой, — говорит мама. — У Зощенко очень смешные рассказы.
Я выдыхаю. Хорошо, что все открылось. Мама должна понять.
— Ася, делай, что хочешь. — А вот это не очень хорошо — когда она так говорит. — Ты стала настоящим демагогом. И упряма, как… (Как отец?) как осел. Я надеюсь только на этого мальчика, Сережу. Он не допустит, чтобы ты занималась чем-то опасным. Чем-то, что может тебе повредить.
Вот на это не надо надеяться.
***
Из-за этого мы поругались.
Я не хотела подслушивать. Так получилось. Приехала к Марии Ильиничне с опозданием. Митька открыл, и я вошла, никем не замеченная. В комнате оживленно спорили, Мария Ильинична готовила в кухне. И еще там были Геннадий Петрович и Вакула — я узнала по голосам. Сережка заикался больше обычного. Или мне показалось?
— Н-не надо. Я с-справлюсь. С-сам с-с-справлюсь.
— Сергей, мне непонятна ваша позиция. Почему не поручить Асе формировать эти коробки? Тут не требуется никакой специальной подготовки.