Он прошел через кухни, стараясь не разбудить горничных, поварят и поваров, что спали по углам или за столом, положив на руки голову. Но когда проходил через парадный зал, эхо от его шагов было слишком громким. Он обернулся и обнаружил рядом мажордома.
— Вы вернулись с победой, ваше величество, — сказал тот скорее утвердительно, нежели вопросительно — странным надтреснутым голосом.
— Откуда ты узнал?
— Если бы исход был иным, вы не позволили бы себе вернуться.
Он кивнул, касаясь рукояти меча под полой камзола, и повернул к лестнице.
— По вас скучали здесь, ваше величество.
Он улыбнулся, стоя на первой ступеньке:
— Несмотря на то, что разлука была столь краткой?
— Она показалась очень долгой. Особенно королеве.
Король взглянул в лицо мажордому. У того было взволнованное, озадаченное и даже виноватое выражение.
— Я боролся с собственной совестью, — прошептал он, — но мне пришлось уступить присяге на верность вам, а из-за того — и вашему регенту. — Он громко сглотнул слюну. — Вы увидите, никто во дворце не уклонился от этой присяги.
Король выглядел озадаченным, но не хотел больше ничего слышать. Разговор мог подождать. Держась за дубовые перила, он помчался наверх, перепрыгивая через три ступеньки. Но на последнем пролете он увидел двух часовых с алебардами, стоявших по обеим сторонам двери в хозяйскую спальню. Они быстро скрестили оружие, не пуская его.
— Вы с ума сошли! — прошипел он, подступая ближе. — Не видите, кто я? Кто поставил вас сюда?
— Мажордом, ваше величество, по приказу регента.
Они выглядели испуганными, но продолжали преграждать ему дорогу.
— Тогда скажите, кто пытался ворваться сюда! Я переломаю ему все ребра! — Протянув руку, он сломал преграду. — Говорите!
— Мы здесь, чтобы не позволять ни выйти, ни войти. Это приказ регента. Если мы не повинуемся, нам грозит смерть. Но теперь, когда вы вернулись…
Он прорвался между ними и влетел в комнату. В тусклом свете глазам его предстала сцена, которой он никак не ожидал увидеть. Он был так ошеломлен, что едва мог поверить собственным глазам.
Окна были наглухо закрыты, в комнате стояло зловоние: его жене явно не позволяли выходить в уборную. Кроме широкой кровати, все здесь было разломано, разбито и разорвано. Королева лежала в том же положении, как он ее оставил, но на простынях, изодранных на полосы, на осколках разбитых статуй. Ее длинные несравненные волосы свешивались с кровати на потрепанную шкуру на полу. Она прерывисто дышала, глядя в потолок и даже не повернув к королю голову.
— К ней никто не входил, ваше величество, — сказал один из алебардщиков. — Она впала в безумие, когда у нее забрали детей.