— Спасибо тебе, Цанка! Как брат помог!
— Не хочу я быть братом, — как бы обиженно, с притворной нервозностью ответил Арачаев.
— А кем ты хочешь быть? — уже улыбаясь, обнажив беленькие маленькие зубки, спросила Кесирт.
Цанка ничего не ответил, только повел плечами.
— Так кем? — вновь обратилась, теперь с хитринкой, Кесирт, искоса поглядывая на собеседника.
— Хочу быть рядом, — буркнул, что пришло на язык, Цанка. — Рядом — это любовником? — съязвила она.
— Дура ты, — вскрикнул Цанка, — мужем хочу стать.
— Тихо, дурень, не шуми, — шепотом сказала Кесирт, оглядываясь по сторонам.
Цанка вновь впился взглядом в ее лицо. Маленькая капелька, не то слезы, не то пота, медленно скользнула по подбородку, понеслась быстро по длинной шее вниз, на мгновение застыла в ямочке и вновь медленно сползла в щель меж сочных грудей. Цанка думал теперь совсем о другом, о наболевшем. Как он хотел…
— Эх, Цанка, мог бы стать мужем моим, мне не достался бы.
— Не болтай глупостей, Кесирт… Ты нужна мне, я люблю тебя — страстно заговорил Цанка.
— Не шуми. Замолчи. — Вновь приказным голосом серьезно ответила Кесирт, — не говори больше об этом… Стыда нет у тебя… Неужели я позволила своим поведением говорить тебе эти вольности.
— Причем тут вольность?.. Я хочу… Я… — вскипел Цанка. Черные вены выступили на его висках. Курчавые волосы от пота по краям взмокли, обвисли по раскрасневшейся коже лица, шеи.
— Замолчи, — спокойно сказала Кесирт, — ты еще молод. Как говорят — девственник, а я старая, поношенная жеро… И ты хочешь, чтобы весь твой род во главе с женой Баки-Хаджи и его дочек меня проклинали.
— При чем тут они?
— Не шуми. Успокойся. Тем более, что у меня есть свои планы.
Большие голубые глаза Арачаева еще больше расширились, брови полезли на лоб.
— Какие планы? Ты о чем? — удивился он.
— Это ты о чем? — кокетливо, вопросом на вопрос ответила Кесирт, искоса, исподлобья глядя на него.
Цанка часто задышал, ноздри его расширились, даже нос покрылся капельками мелкого пота.
— Что ты хочешь сказать? — тихо, со скрытой злобой в голосе спросил он, сжимая влажные руки.
— Слушай, Цанка. Что ты ко мне пристал? У меня своя жизнь, свои дела. Я уже не молода, надо подумать о будущем, — сухо сказала она, впервые отворачиваясь от собеседника.
— Ты что, хочешь сказать, что выходишь замуж? Что нашла кого-нибудь? — твердым голосом допытывался он.
— Я не нашла, Цанка, — продолжая глядеть в сторону, говорила она, — они сами бегают вокруг, покоя не дают.
— Я не позволю, — прошипел Цанка.
— Ой, герой, — Кесирт засмеялась, повернула голову, задрала ее надменно вверх. — Кто ты такой? Молод ты еще, а мне жить надо, а не в любовники играть. До сих пор не играла и впредь не буду, и никому не позволю, а твои мысли я знаю… Юн ты еще, чтобы меня вокруг носа водить… Вот пойди и с другими жеро поиграй, а я не для этого… Если я шаг неправильный сделаю, то никто меня не пожалеет. Сожрут, выжмут соки, обсосут и выплюнут. И некому будет за меня заступиться. Боюсь я этого… Вон сколько ухажеров… А у всех одна только похоть… Насладятся и выкинут. Ты думаешь, легко мне?.. Все в кусты зовут, не получится — замуж просят… Да разве это замужество — брехня одна. Не верю я этим грязным, вонючим мужикам.