Цанка совсем потерялся. Надулся, голову опустил, уставился глазами в землю. Не знал, что ответить.
— Да ладно, тебе, — ударила по-свойски она рукой по плечу молодого человека, — что и впрямь обиделся?.. Шуток не понимаешь совсем.
Цанка все еще сидел опустив голову. Наступила пауза… Кесирт тоже задумалась, глубоко вздохнула и уже совсем серьезно заговорила тихо.
— Ты не знаешь, Цанка, как я тебе благодарна!.. Спасибо тебе! Дай тебе Бог счастья! На каждой молитве о тебе молюсь… Если бы не эти деньги, что ты принес, чтобы я делала? Ты не знаешь, что это было… Этот долг… Это самое тяжелое.
— Да причем тут я, — перебил ее Цанка, — это не я, это Баки-Хаджи помог.
— Я знаю… Но все сделал ты… Спасибо тебе!
Теперь она вся согнулась, облокотилась на коленки, смотрела только в землю, под ноги, говорила тихо, жалобно, печально.
— Ты не представляешь, в каком состоянии я провела эти месяцы… Должники замучили… Другие годами не отдают и ничего, а с нашего двора не уходят. Видят — бессильные, и все требуют, жить не дают… Последнюю корову продали. У матери были деньги на случай смерти, всю жизнь копила — их отдали. Все отдали… А делать нечего… Ты себе не представляешь, что это такое. Помочь некому. Взять в долг не у кого. Мать ругается, нервничает, кричит, устраивает истерики… Одна осталась… Одна со своим горем… Ты не поверишь, несколько раз хотела покончить с собой, просто в последний момент мать было жалко. Не могла ее добивать окончательно… И вдруг это… Спасибо тебе, Цанка. Ввек не забуду… Одинокая я. Несчастная. Как родной помог… Спасибо! — она тихо заплакала, еще ниже опустила голову, закрыла лицо руками, мелко дрожала всем телом.
Цанка поднял голову. Посмотрел по сторонам, как бы ища помощи и поддержки… Да, горе одиноко.
— Кесирт, перестань. Перестань, я прошу тебя, успокойся, — мягким голосом говорил он, и ему хотелось нежно прижать ее к себе, ласково погладить, защищать всегда и всюду.
— Кесирт, хватит. Успокойся… Так нельзя.
Он хотел сказать, что он рядом, что он поможет, и так далее, и тому подобное, но затем понял, что это смешно — он сам гол и беден, и какой, к черту, кормилец. Хотя он уверен, что все будет хорошо… У него у самого стали наворачиваться слезы, что-то защемило в груди, в горле встал комок.
— Кесирт, не плачь, — дрожащим голосом взмолился он.
— Все-все… Все в порядке, — сквозь сжатые перед лицом, увлажненные потом и слезами ладони ответила жалобно она, — я сейчас… Извини… Прости меня…
Кесирт оторвала от лица руки, слезящимися, раскрасневшими глазами нежно посмотрела на Цанка. Ее пышные ресницы от влаги слиплись, стали еще отчетливее обрамлять черные глаза. Она чуть улыбнулась.