— Ты решила это окончательно? — твердым, металлическим голосом спросил Цанка.
— Видимо, да.
— И когда?
— Он желает сейчас, а я хочу осенью, хотя мать настаивает не откладывать.
— А что откладывать, — съязвил Цанка, — надо поторопиться, а то богатый жених уползет к другим.
Кесирт не на шутку обиделась, но сдержалась.
— Вышла бы и сейчас, да только долг надо погасить, — ответила она тихо.
— Какой долг? У тебя еще долг есть? — удивился Цанка.
— Конечно. Ведь Баки-Хаджи я должна деньги отдать. Не могу я с долгом за плечами в чужой дом входить.
— А-а, — махнул Цанка рукой, — это не долг. Дядя подождет… А выйдешь замуж, будешь ласковой и нежной со стариком, он за тебя рассчитается… Конечно… Какой я дурак!.. Как мне не догадаться об этом?!.. Молодец! Умница ты! Я рад за тебя, — издевался он, злобно водя глазами по ее лицу, груди, бедрам. — Второй муж ей не нравился — старый да вонючий был. Так вот нашла еще такого же — только с деньгами… Выдоит стариков и снова бросит… Ей не привыкать… Что там я, тощий и нищий, когда есть…
Он еще что-то хотел сказать, однако увидел как крупная слеза покатилась по ее щекам, она вся мелко дрожала, наклонив голову, уткнулась лицом в колени, сжимая ладонью рот, тихо стонала в рыданиях. Кожа на ее лбу и шее, уши стали коричневато-бледными.
Она вскочила, делая вид, что поправляет косынку, спрятала лицо, побежала между рядьев прочь.
Цанка сидел в оцепенении, его прошиб холодный пот. Потом он медленно встал и пошел, как во сне, в противоположную сторону. Дремавшая рядом бабка раскрыла глаза.
— Молодой человек, молодой человек, — крикнула она Цанке, — Подойдите сюда.
Цанка остановился, хотел подумать, но не мог. Машинально вернулся. Старуха поманила его к себе, чтобы он нагнулся. Арачаев повиновался.
— Она как родник — кристально чиста. А ты ее говна не стоишь. Понял? — прошипела она ему на ухо. — Не мужчина ты. Пошел вон, свинья, — уже громко крикнула она убегающему прочь Цанке.
Под удивленные взгляды людей Цанка выбежал с базара. Остановился, о чем-то подумал. Потом побежал к реке, решив, что туда же тронулась Кесирт. Издали увидел ее. Она умывалась в реке. Он, тяжело дыша, подошел. Долго молчал, не зная, что сказать. Она спиной почувствовала его, повернула голову.
— Уйди отсюда… Уходи, — злобно сказала она.
— Кесирт, извини. Извини, пожалуйста, — тихо молвил он. — Оставь меня. Оставь. Что ты еще хочешь? Как ты еще хочешь меня оскорбить? Как хочешь унизить?
Она встала с мокрым лицом, двинулась ему навстречу, темные вены вздулись на ее шее.
— Уходи… Уходи. Ты мне противен… Да, ты прав, — кричала в ярости, — да, ты тысячу раз прав… Я сучка. Я продаю себя, и никуда мне не деться… Думай, что хочешь… Мне плевать… Уходи, оставь меня… Я прошу тебя!