1 Нихъ (чеч.) — самогонка из кукурузы или проса.
— Пойди, вызови на минутку Косума, — буркнул недовольно старик.
Хадижат ничего не ответила, в другой раз перепоручила бы это Цанке или еще кому, а может вообще послала бы старика к чертям, однако на сей раз пошла сама.
Явился Косум, весь красный, с лоснящейся от жирной пищи кожей лица, с влажными губами.
— Ты выйди, — крикнул Баки-Хаджи жене.
Та недовольно повела плечами, что-то вроде вышла, стала у двери подслушивать.
— О чем ты накануне болтал? — обратился мулла к младшему брату.
— Ты о чем? — чуть шатаясь, удивился Косум.
— Я насчет мельницы, Цанка.
— А-а-а, — засмеялся младший брат, — я ведь секретарь ревкома, мне положено все знать… Так чего ты меня звал?
— Иди, — махнул рукой старик.
Невольно этот диалог услышал и Цанка. «Съедят они теперь и меня, и главное Кесирт, — думал он. — Главное, чтобы до нее это не дошло».
Не знал он, что в это время Хадижат, всю зиму не выезжающая из дому, по колено испачкав в грязи свои толстые ноги, бежит на край села, к старшей дочери, чтобы сообщить потрясающую новость. Через пару часов сплетня облетела все небольшое горное село, дошла до жены Цанка.
Дихант чувствовала неладное, видела равнодушие и холодность мужа, не знала, к кому его ревновать, на ком сорвать свою злобу и ненависть. Эту новость она приняла, как вызов. Презренная ко всем горным чеченцам, она считала всех жителей Дзу-Хоте ущербными, бестолковыми, пещерными. И она, тем более, не могла позволить изменять своему мужу с какой-то незаконнорожденной, многократно бывшей замужем, бездомной жеро — дочери такой же твари — Хазы.
В сопровождении соседки, своей негласной служанки — дурной, старой девы Ажу — она решительно двинулась к мельнице. Произошел скандал, однако надежды Дихант не оправдались — видавшая жизнь Кесирт выдержала словесный напор жены Цанка, а когда та, выйдя из себя из-за ее спокойствия, кинулась вперед с ногтями, ловко увернулась и резким толчком опрокинула «гостью» в грязь, затем, не говоря ни слова, ушла вверх вдоль родника в лес. В это время испуганная старая Хаза забилась в доме между печкой и нарами — боялась, что ее будут бить. Плакала…
В ранних сумерках пришел мрачный Цанка домой. От нервного напряжения голова болела. Жены дома не было, в убогой комнате было темно и не топлено. Грязными сапогами прошел он до нар, с трудом стащил один сапог, кинул к двери, принялся за другой, и в это время в дверях появилась Дихант. Из-за темноты не видел он ее лица и одежды, слышал только частое, прерывистое дыхание.
— Что ты сюда пришел? Шел бы к своей шлюхе, — истерично закричала она.