После этого ничего не оставалось Дихант, как возвращаться в убогий, не обустроенный дом мужа.
Цанка тоже страдал. Не успел выздороветь, как стал ходить в поле, в лес. Вначале — так, для прогулки в одиночестве, а потом, чуть окрепнув, вместе со всеми взялся за покос.
Каждое утро шел он в поле, доходил до родника — и жалобно сердце ныло — хотел повернуть налево, пойти вверх к мельнице, увидеть Кесирт, поговорить с ней, обнять… Однако тяжело вздыхал, шел вяло дальше.
* * *
Как обычно, в начале июня похолодало, пошли обильные дожди. В один из таких дождливых дней в Дзу-Хоте вновь нагрянула комиссия. Проверяли деятельность школы, атеистического кружка, комитета бедноты, потом направились к мельнице. До этого Бог миловал одиноких женщин, не доходили до них красные щупальца. Однако настала и их очередь.
С женщинами общались деликатно, без грубости и хамства, видимо, знали их роль в этом хозяйстве. Перед уходом сказали, чтобы Хаза и ее дочь искали другое место жительства, так как мельница будет ликвидирована. Плакала старуха, говорила, что мельница давно не работает, что нет в округе зерна, и что жить им больше негде.
— Что поделаешь, — грустно отвечал чеченец, член комиссии, — таков приказ… Говорят в стране монополье на переработку. В районе будет всего одна государственная мельница. А эти кулацкие постройки надо ликвидировать… До осени живите, а больше ничем помочь не могу — хотя и знаю ваше положение. Из всего этого разговора испуганные женщины поняли только одно — что скоро их выселят из этих лачуг. Обе были в смятении… После скандала с Дихант старая Хаза еще больше сгорбилась, дулась на дочь, неделями не разговаривала, безпричинно затевала скандал, говорила, что опозорила ее честное имя на кончине жизни. Теперь, когда нависла угроза над ее хилым очагом, она вовсе потеряла покой, не знала, что делать, к кому обратиться за помощью.
— Из-за твоего блудного поведения — нет совести у меня обратиться за помощью к людям, — кричала она дочери. — Что нам теперь делать, где найти угол?… Вот что наделала ты своей задницей…
Вконец не выдержала Кесирт, сорвалась.
— Что ты кричишь на меня?! Лучше скажи — от кого ты меня родила, или нашла в кустах? — в истерике ответила дочь.
После этого сразу поняла, что допустила непростительную ошибку, зажала рот в ужасе… Было поздно.
Больше ни слова не сказала Хаза. Ходила молча. Не ела, только охала.
Извинилась Кесирт, ласкала мать, нежничала, плакала.
Мать молчала.
На следующую ночь с Хазой случился приступ. От боли в груди свалилась она в темноте с нар, не могла кричать, не могла дышать, только с натугой стонала, держась за сердце, потом потеряла сознание.