Бушман опустил глаза.
— Здесь врать нельзя, — печально сказал он, — хотя врать, оказывается, нигде нельзя… Если честно — я ближе к земле, и ты со мной. Так что вытаскивай.
— А мои родственники?
— Мне неизвестно, но то, что дети от грешной земли улетают все, — это точно.
— Так, — занервничал Цанка, — ну и повезло мне с тобой, дружок — балласт чертов. Из-за тебя я могу больше и детей не увидеть?
— Почему из-за меня? — вскипел Бушман. — Что ты понимаешь? Да если бы не я, пошли бы с тобой на дно земное…
— Ой, да замолчи, — перебил его Цанка. — Вон посмотри, даже золото твое и то своровали.
— Ну и славу Богу, — улыбнулся Андрей Моисеевич, — разве могло это золото добро сделать? Ты вспомни, сколько слез и проклятий на нем… Из земли оно пришло и в землю уйдет. А тот, кто питает к этим блестяшкам слабость, носит и хранит их — тот потерял ориентир в жизни. Это все мнимые ценности, просто иллюзия… А сколько из-за этого крови, пота, жизней… Просто ужас!
— Хм, — ухмыльнулся Цанка. — Что-то ты теперь иначе запел?
— Если бы повидал с мое — тоже пел бы так же.
— Ой, что ты мог испытать и повидать. Это я перенес все мыслимые и немыслимые страдания на земле этой, большего горя мало кто видел.
— Перестань, Арачаев. Перестань. Не богохульствуй. Я тебя очень прошу. Не губи нас! Не зарывай вглубь! Ты не знаешь великого горя.
— Ну что, что еще может быть? Скажи! — закричал в ярости Цанка.
— Скажу, скажу, — скороговоркой поспешил Бушман. — Слушай и не перебивай… Ну, допустим, пересохнет твой родник.
— Чего? — возмутился Арачаев. — Это немыслимо, это невозможно. Тогда жизнь села прекратится…
— Это только начало, — злая ирония промелькнула на лице Андрея Моисеевича.
— Не продолжай, — дернулся в гневе Цанка, — без родника нет села, нет жизни в Дуц-Хоте…
— То-то и оно, любезный, но и это далеко не самое страшное, — с явным удовольствием издевался физик. — А если ваш народ никогда не вернут обратно на Родину…
— А-а-а, — зарычал горец. — Замолчи, замолчи! Не говори так! Такого быть не может.
— Может, может, и еще хуже.
— Замолчи! Всё, не каркай, я всё сделаю. Говори!
— Вот так лучше, — довольно улыбался Бушман, — а то вы, чеченцы, только о семье, роде, о каком-то тейпе только думаете, а общего у вас мало — вот и получаете по башке палки.
— Ты это мне хотел сказать?
— Нет. Слушай внимательно, и запомни… Если ты хочешь видеть своих родных и заодно выручить меня — ты должен из души убрать: ложь, месть, зависть, трусость, злость, азарт.
— Ха, — усмехнулся Цанка, — и это ты мне хотел сообщить… Так об этом мне еще в детстве отец говорил, а потом дядя — Баки-Хаджи не раз в Коране читал. Это я давно слышал.