— Слышал, да забыл, — резко перебил его Андрей Моисеевич. — Вспомни, далеко ходить не надо, кто только что хотел мстить, стать абреком и прочее.
— А, это только мысли.
— Да-а, «мысли». А знаешь ты, что плохая мысль тождественна плохому действию, а может даже более этого.
— Так что же, мне надо спокойно глядеть на все эти издевательства?
— Спокойно, смотреть не надо, необходимо бороться, но не способом абречества и кровной мести, а всем народом сообща с помощью сплоченности и интеллекта, а других способов нет… И ты не волнуйся, Цанка, этим безбожникам мстить не надо, они жалкие люди, они великое зло посеяли и соответствующий урожай снимут… Ой, каким обильным и вечным будет этот горестный хлеб!
Наступила пауза, оба молча глядели в глаза друг друга, о чем-то думали, вспоминали пережитое на Колыме. Наконец Цанка нарушил молчание:
— А ты сейчас чем занимаешься или бездельничаешь?
— О, друг мой, я блаженен. Я занимаюсь любимой физикой… Ты знаешь, какой я вывод сделал — что мир бесконечен и вглубь и ввысь, так же как и душа человеческая — от низменной до благородной…
Вновь замолчали.
— А ты сильно изменился в душе, — наконец вымолвил Цанка. — Я тоже многое повидал, — и Бушман по-детски наивно улыбнулся. — Я так скучал по тебе, хорошо, что увиделись.
— Я тоже, Андрей Моисеевич. Извини, что на «ты» разговариваю.
— А теперь мы родственные души… Так что смотри терпи. — И долго мне еще терпеть?
— Я ведь сказал — до конца жизни, — улыбнулся Андрей Моисеевич.
— А когда она кончится?
— Этого я не знаю. Прощай, Цанка, мое время истекло… Я люблю тебя, жду и скучаю.
Вдруг Бушман неожиданно вновь превратился в змею, ловко сполз с груди Цанка и пополз к пещере. Арачаев проснулся, открыл глаза и увидел наяву отползающую длинную змею.
— А-а-а! — закричал он в испуге, резко вскочил, побежал вниз по склону, споткнулся о корень, полетел далеко вниз кувырком, обдирая в кровь колени, локти, подбородок. Очнувшись, долго боялся возвратиться обратно — взять чемоданчик.
Еще несколько дней прожил Арачаев в родном краю. Даже весной родные леса были щедрыми и обильными. На самодельные капканы ловил зайцев и куропаток, ел с позабытым удовольствием перезревшую черемшу, сочную крапиву, сладкие корни лопуха, раннюю землянику и тутовник, а сказочно красивыми погожими горными вечерами с наслаждением пил ароматный чай из душицы и мяты, заедая медом диких пчел…
Ровно пять дней жил Цанка в упоении родными местами, на шестой загрустил, понял, что и на Родине делать нечего, если ты одинок и нет вокруг соплеменников, людей, рядом с которыми ты чувствуешь себя свободно, комфортно, на равных…