— А Вы еще здесь? — капризным голосом спросила она. — А мы поедем на машине. До свидания, — она отвернулась, потом вновь сделала шаг к Цанке. — Это моя мама… Не замерзнете? — махнула она рукой и кокетливо, чуть игриво, подбежала к матери.
Магомедалиев взял обеих женщин под ручки, галантно вел через площадь к машине. Обе дамы на каблучках скользили, пытались упасть, визжали, но мужчина их с силой поддерживал, сам смеялся от души, на ходу что-то рассказывал. У машины Ахмед Якубович лично, со всей деликатностью, открыл заднюю дверь, усадил женщин.
— Сережа, в ресторан на Ленинском, — последнее, что услышали оторопевшие Далхад и Цанка.
Поздно ночью на кухне в квартире Басовых Арачаев восторженно описывал весь концерт, кроме эпизодов в буфете. С особым восхищением рассказывал о Мадлене. Альфред Михайлович не выдержал долгого чаепития и как обычно удалился спать. После того как гость закончил рассказ, Алла Николаевна вскочила:
— Не волнуйся, — энергично говорила она, — это судьба, не зря мы тебя наряжали. А завтра ты поедешь к ней на служебной машине Альфреда Михайловича… Цанка — куй железо пока горячо!.. Горкомовская машина к твоему виду — и любая дама, даже первая красавица, не устоит.
На следующий день Арачаев ездил на служебном автомобиле Басова, долго искали записанный на пригласительном билете адрес Исходжаевой. Оказывается, название улицы было новым и находилась она на краю Алма-Аты. А жила Мадлена в перекошенном дореволюционном бараке-общежитии для женщин. Цанка долго лазал по длинному, мрачному, вонючему коридору, прежде чем уткнулся в нужный номер. Не веря в действительность, он неуверенно постучал, не услышав ответа, стукнул кулаком вновь. Наконец щелкнул замок и с отвратительным скрежетом обляпанная дверь распахнулась. Прямо перед ним появилась Мадлена в домашнем халате, с ребенком в руках. Она была в шоке от появления визитера.
— Это ты? — слабо промолвила она, и только когда открылась противоположная дверь и оттуда высунулась любопытствующая соседка, Мадлена сказала: — Заходите.
Сгорбившись, Цанка вошел в комнату, протянул хозяйке букет дорогих цветов и коробку столичных конфет, подарок Аллы Николаевны.
— Это тебе… Здравствуй, — сконфуженно сказал Цанка.
— Спасибо… Садитесь, — засуетилась Мадлена, она была в явном замешательстве.
Арачаев сел на предложенный табурет, невольно осмотрелся. Комната Мадлены была маленькой, мрачной, с крошечным, с потускневшими стеклами окном. Стены были деревянными, побеленными, со смоляными выделениями в разных местах. Через всю комнату в два ряда висели веревки, на одной из них сохли поношенные трусики ребенка. В углу ютились электропечь и два больших ведра. Вдоль стен стояли две металлические кровати, между ними был стол.