До утра старик мучился во сне: то ему снился надменно улыбающийся председатель ревкома, с папиросой во рту, то мерещилась, во дворе, его разъяренная мать. Раз десять за ночь выходил во двор Баки-Хаджи, подолгу смотрел в бескрайнее звездное небо, прислушивался к ночной тишине — чувствовал, что все это обман, что покоя не будет. Под утро небо заволокли непроглядные тучи, со снежных гор потянуло ледяной прохладой, где-то далеко за селом протяжно выли шакалы.
Совершив утренний намаз, мулла устало прилег и заснул в старческом беспамятстве. Когда он проснулся, кругом было тихо и пустынно. В передней мыла посуду овдовевшая средняя дочь — Базали.
— Где все? — зевая, спросил отец.
— Все уехали в поле. Чай будешь?
— Нет, не хочу.
— Конечно не хочешь, — недовольно проворчала дочь, — наверно снова пойдешь завтракать к этой ведьме. Накормит она тебя каким-нибудь дерьмом — тогда будешь знать.
— Хватит тебе ворчать, — прикрикнул на нее беззлобно старик, — глупости говоришь, как и твоя дурочка мать… Пусть кормит — может помолодею.
На улице было пасмурно, дул несильный влажный ветер. Собаки, увидев хозяина, завились вокруг, терлись о ноги, ласкались.
Баки-Хаджи долго возился вокруг своей пасеки, постоянно смотрел на небо: раскрывать ульи все-таки не решился — отложил до солнечного дня. Ничего не говоря дочери, двинулся к мельнице, сел на прежнее место, стал молить Бога о благословении покойного председателя ревкома. На сей раз молился искренне; без сострадания, но с ответственностью.
— Баки, Баки! — вдруг услышал он хриплый голос Хазы. — Баки, беги, беги!
Не вставая, мулла оторвал взгляд с Корана на бегущую к нему задыхающуюся старуху: косынка сбилась с головы женщины; тяжелые седые волосы лохмотьями свисали по лицу и жалким плечам.
— Что кричишь? Что случилось? — с шипением в голосе спросил мулла.
— Сюда едут… Много их, — задыхаясь, отвечала Хаза.
— Кто едет? — с явным испугом в голосе спросил старик. — Кто не знаю. Не могу различить… Но их много, и не с добром — это точно… Всадников двадцать и тачанка.
— Всё, замолчи, — перебил ее Баки-Хаджи. — Быстро уходи. Ничего не предпринимай. Молчи, и всё наблюдай со стороны.
— Я побегу в село.
— Никуда не беги. Будь здесь, только в стороне.
Старик проворно вскочил, хотел было бежать, однако через мгновение смачно сплюнул, махнул рукой и снова сел на маленький стульчик — только на сей раз так, чтобы быть спиной к подъезжающим. Позже, вспоминая этот эпизод, он понял, что совершил непростительную ошибку — к врагу, и вообще к опасности, надо поворачиваться только лицом.