Что бы Аврора ни делала, делалось лишь с позволения супруга. Даже идя на работу, она спрашивает разрешения мужа, и если немного задерживается, то непременно сообщает. А вообще, она постоянно хочет быть рядом с ним и постоянно заботится о нем, так что когда пришли на консультацию к лечащему хирургу, а Аврора здесь переводчик, врач просто удивляется столь быстрому выздоровлению, даже омоложению. И когда доктор задает молодожену интимные вопросы, Аврора от смущения их даже не пе-реводит, краснеет. А мужчины и без переводчика об этой теме говорить могут. И Цанаев, хотя тоже смущается, да удивляясь, рассказывает, какой бурный у него медовый месяц:
— Боже! — хватается за голову хирург. — Это в вашем-то возрасте? Невозможно… так часто нельзя.
— А я иначе не могу. Так получается… Только сейчас я почувствовал и понял, что такое любовь!
— Так нельзя. Опасно!
— Только так хочу, так хочу жить, — умоляет Цанаев.
А доктор, видя, как порхает вокруг супруга Аврора, спрашивает у профессора:
— Все чеченские женщины такие?
— Должны быть такими. Но не все, — отвечает Цанаев, а Аврора дополняет:
— Все от мужчины зависит.
— Как вас ценят, — улыбается доктор.
— Если честно, — смущен Цанаев, — даже не знаю, за что меня Бог наградил?!
А наградил — однозначно! И Цанаев — уже опытный мужчина, и он знает, что такое женское жеманство, показуха, артистизм. У Авроры этого от природы нет, и ей бы это не пошло. Она такая, какая есть: откровенная, искренняя, порой до грубости прямолинейная. Однако, последнее не в отношении к Цанаеву. И Цанаев восхищен, он витает в какой-то неземной прострации, потому что вокруг него забота; как ребенок, он окружен всемерным вниманием, а главное, он еще не может понять, но всеми порами души и тела ощущает то, что Аврора вообще о себе не думает, а основная забота — создать вокруг мужа и, главное, в его душе — комфорт, спокойствие и уверенность.
Поначалу Цанаев противился этим «телячьим нежностям», но потом понял, что все это необходимо ей, — на самом деле ему самому. После ужина, который Аврора готовила по его вкусу и пожеланию, — прогулка в парке, а перед сном — купанье в ванной. Даже в детстве его так не купали: с кончиков волос до мизинца, и отдельная процедура вокруг свежих ран. И она не просто мыла, Аврора, что-то нашептывала, методично обрабатывала каждую клеточку, просто соскабливала закупоренные возрастом поры, так что сам Цанаев удивлялся, как в первые дни мутнела в ванной вода, и когда казалось, что тело все выскоблили, началось иное: он явственно стал ощущать, осязать и чувствовать, как из его нутра через кожу стал выходить скопившийся за десятилетия никотин — эта смоляная гарь, от которой его ныне тошнит. А Аврора его моет, моет, ласкает и все шепчет: