Эти деятели весьма красноречивы, и они вели витиеватый разговор, мол, даже кровника, убившего отца, следует простить — так Бог велел. А тут драка.
С кем не бывает? Так что хозяин под напором веских фраз почти что стушевался. Да тут в дверях появилась жена Цанаева. Она, конечно же, не подбоченилась — гости какие! Но она твердо стояла на своем:
— Вы пытаетесь обелить насильника чеченской женщины и убийцу ребенка?
— О чем она говорит? — переглянулись гости.
— Я говорю о том, чего в деле нет, но в жизни случилось. Подробности расскажет вам ваш Бидаев… Чаю налить? — что по-чеченски означало «прощайте».
А Цанаеву показалось, что он навсегда распрощался с Авророй, ибо, если ранее, хоть изредка, она выходила на связь, то теперь — ни слуху, ни духу. И ему порою кажется, а жива ли она вообще? От этого ему становится совсем невыносимо; тогда он звонит адвокату, а судебный процесс, хоть идет, да не торопится. И тогда у Цанаева всего лишь одна отдушина в жизни — его работа, и благо, что она ему нравится, он в науке, и зарплата — для ученого просто мечта! И все это благодаря Авроре. Где она? Как она? Теперь он, вроде, понимает, почему Аврора не хочет общаться с ним, почему так резко оборвала все, даже связь. От этого ни ему, ни тем более ей, не легче. Но жить надо, бороться надо. Хотя. Хотя какой же он борец? И это вскоре подтвердилось. Потому что, кто бы что ни говорил, а за Бидаевым, точнее, такими, как он, стоит огромная сила — госаппарат и суд — последнее тоже часть госаппарата. И в это время вокруг семьи Цанае-вых начались разные веяния.
Самое странное — из Грозного звонок. Цанаев аж дернулся, никак не ожидал — сноха Авроры.
— Цанаев, это ты? — у нее очень грубый язык. — В общем, дело такое, заявление на Бидаева из суда забери.
— Это Аврора сказала? — оживился Цанаев.
— Нет. Аврора уже давно на связь не выходит, не звонит. Сама волнуюсь.
— А кто сказал?
— Друг моего мужа, Патрон.
— Патрон? Так его зовут?
— Это был позывной во время войн, так эта кличка закрепилась.
— А при чем тут он?
— Не знаю… Но дело в том, что Бидаевы объявили нам кровную месть за убийство отца.
— А при чем тут вы?
— Мы не при чем. Но нас обвинили, мол, у нас во дворе взорвали. А у меня мальчики. Я боюсь.
— А причем мое заявление?
— Не знаю. Патрон просил позвонить.
— А почему он сам не позвонит?
— Не знаю.
— А ты можешь дать мне его телефон?
— Э-э, не знаю… Я у него спрошу.
В неком волнении Цанаев ожидал звонка от снохи Авроры, а тут звонок — номер «засекречен», и он так и представился — Патрон. Голос от природы и жизни очень груб, но общепринятый чеченский этикет он соблюдает, хотя в требовании жесток и категоричен: