После этого я только раз ее видел — Аврора раненого отца привозила в Москву на лечение. Пришла ко мне в долг просить. Вновь пропала. А на днях звонит, я рассказывал, что ты мой друг… В общем, если можешь, возьми ее на работу, не пожалеешь, она ученый-специалист, и никогда не подведет… Видимо, тяжелая у нее ситуация. Я прошу…
* * *
По правде, будучи еще в Москве, Гал Цанаев пару раз отчего-то вспоминал эту Аврору, и то с каким-то странным ощущением неуравновешенности, словно имя под стать «залпу Авроры» могло предвещать что-то революционно-переворачивающее. Дабы знать, что за ученый эта Аврора, коль Ломаев так яростно восхвалят ее, Цанаев решил просмотреть труды, благо и по своим научным делам он должен был посетить библиотеку. Кандидатская диссертация Таусовой, действительно, очень качественна, добротна, в ней, поистине, есть актуальность и научная новизна. А вот последние публикации на грани фола: она применяет в своих экспериментах опасные реагенты… Однако Цанаеву ныне не до научных споров, оргвопросы поглощают все время. Наверное, поэтому он постарался побыстрее выкинуть из головы рассказ Ломаева и его просьбу. А прилетев в Грозный, Цанаев вовсе о ней позабыл: в прифронтовом или фронтовом городе не до чужих бед, как бы самому выжить, да и институт на ноги нужно поставить.
Конечно, понятно, что никто Цанаева жить и работать в бушующем Грозном насильно не заставлял, у него, как уже отмечалось, свой интерес, в том числе и материальный. Однако, это не главное, а главное, в этом Цанаев и сам себе боится признаться, но это так: как ученый, на все это насилие, хаос, бойню и кажущееся безумие он смотрит диалектически — идет борьба — единство и борьба противоположностей, где даже отрицание отрицается, — вся эта философия жизни давно известна, и как об этом легко рассуждать через толщу лет, через громадное время и пространство, а как тяжело в этом сумасбродстве жить, точнее, быть, ибо это не жизнь — здесь господствует смерть. Но в том-то и дело, что именно здесь умирает и отмирает все старое, прогнившее, догматически нежизнеспособное и тормозящее развитие, и рождается новое, может быть, не совсем развитое и совершенное, да это новое: новая жизнь, новая поросль, новый этап человеческих отношений, — и Цанаев неосознанно, чисто интуитивно, хотел быть здесь, в эпицентре событий, в эпицентре взрывов, канонады, стонов. Когда природные вихрь и гром — благодать! И если бы здесь же, в Грозном, была бы его семья, его любимые дети, то переживая за них, Цанаев бы здесь и неделю не выжил… А так, он один, лишь за себя в ответе и, наверное, поэтому он в этом хаосе находит своеобразные прелести. Он уже знает, когда летят лениво самолеты и как на учениях пускают легкие, пустые ракеты-болванки, а когда со свирепым ревом в пике и ярый свист смертоносных бомб.