«Но ведь ты же на самом деле этого не знаешь, правда? Тебе неизвестно, что происходит в головах других верующих, какие чувства испытывают к Шекспиру эти орды туристов, непрерывно щелкающих фотоаппаратами. Возможно, это такие же школьные учителя, как ты, аккуратно расходующие свои сбережения на паломничество. Они участвуют в любительских спектаклях. Эти адвокаты, рабочие или политики обожают литературу и театр. Они несут в своем сознании Шекспира, смутные воспоминания времен старших классов средней школы, когда ставили отрывки из „Юлия Цезаря“ под руководством какого-нибудь бойца Национальной гвардии…»
«Так, — подумал Томас. — Достаточно».
Тряхнув головой, он обернулся и увидел прямо перед собой лицо старика в фетровом костюме.
— «Брат, с добрым утром», — улыбнувшись, сказал тот.
— «Утро? Неужели так рано?» — машинально ответил Найт.
— «Било девять»,[46] — продолжал старик.
Томас виновато улыбнулся, не в силах вспомнить, что дальше.
— Не представляю себе, как вы все это не забываете. Наверное, туристы в восторге от ваших выступлений.
— «Быть или не быть — таков вопрос. — Старик задумчиво кивнул. — Что благородней духом? Покоряться…»[47]
— Вам приходится специально заучивать эти реплики наизусть или же вы просто, как бы это сказать, впитали их в себя за долгие годы?
— «Повешена бедняжка, — сказал старик, и улыбка исчезла с его лица. — Нет, нет жизни! Зачем живут собаки, лошадь, крыса, в тебе ж дыханья нет?»[48]
— Да, — сказал Томас, чувствуя, как это начинает ему надоедать. — «Король Лир». Вы видели постановку в…
— «Моя египтянка, я умираю. Я умираю, но еще пока я заговариваю смерти зубы, чтобы успеть тебе напечатлеть последний из несчетных поцелуев».[49]
Томас промолчал. Старик его будто не видел. Он смотрел сквозь Найта глазами, полными слез, и Томас вдруг осознал: то, что он принимал за представление на потеху туристам, на самом деле было своеобразным безумием.
— Мне пора идти, — сказал он.
— «Так. Свеча догорела, и мы остались в потемках».[50]
— Хорошо, — сказал Томас, пятясь. — Извините. Пока.
— «Все еще пахнет кровью. Все ароматы Аравии не очистят этой маленькой руки».[51]
Найт развернулся и побежал.
Он поднялся прямиком по Уотерсайд до Уорик-роуд, шагая быстро, стараясь поскорее уйти от старика, туристов, театров. Дойдя до Сент-Грегори-роуд, Томас остановился на углу и какое-то время торчал там неподвижно, закрыв глаза.
Он почувствовал, что ему нужно вернуться домой. Конечно, хорошо было бы разрешить эту загадку, но больше всего ему хотелось оказаться у себя дома и застать там Куми, ждущую его. Ему уже было все равно, сможет ли он когда-либо разыскать эту дурацкую пьесу, и мысль о том, что отрывки из нее попадут в безумное бормотание старика в фетровом костюме, тяжелым камнем легла на сердце Томаса.