— Еще корову…
— Ну да, корову! А чем ты ее кормить будешь? Разве что живодеру продашь?
Пуще всех жаловался Стефанович. Как привез в начале лета тридцать бутылок пива, так двадцать из них и стоят в погребе, покрываясь пылью и паутиной. Он все чаще поговаривал о том, чтобы перебраться в город, и люди слушали его с удовольствием. Ведь осталась бы земля, изрядный кусок земли под огородом, обильно унавоженной, тщательно обработанной темной земли, на которой удалось истребить песок.
— Так ведь не бросит, наверно, продаст.
— Дорого возьмет…
— Конечно, земля хорошая.
— Хоть бы клочком человек поживился…
— Может, не потребует все деньги сразу — потому, кто же даст?
— Нет, ждать он не согласится.
— Не согласится, так и не продаст.
— Э, может, и найдется такой, что заплатит…
— Думаете, Плазяки?
— Может, и Плазяки, старик вроде говорил что-то…
— Боже милостивый, опять все богатому пойдет! А кабы так, беднота по клочку получила бы…
— Так вам и дадут!
— Да и что там, — все равно клочок…
— Да, вот ежели бы Остшень довелось делить…
— Ну, тут бы уж никакой нужды в деревнях не стало.
— Куда! Крепкими хозяйства стали бы!
— Пусть бы даже между Калинами, Мацьковым да Бжегами, между всеми здешными деревнями в раздел пошло…
— Еще бы, столько земли!
— Коровы, лошади — все не такое, как у нас.
— Крупные, жирные, откормленные!
— А конюшню-то в Остшене видели? Дай бог и человеку в такой жить.
— И-и! Бог знает, что говорите!
— Не бог знает что, а правду. Там скотине лучше живется, чем здесь человеку.
— Да еще в такое время.
Над деревней шли раскаленные от солнца дни, искрящиеся от звезд ночи. Лето догорало живым огнем, рябина стояла в пламени кровавых гроздьев, по их обилию люди предсказывали суровую, долгую зиму. Да, только этого еще не хватало: после засушливого лета, после этих ужасных месяцев — суровая зима. А зимы здесь выпадали жестокие, когда по бескрайной равнине с воем носился ветер, снегу наваливало выше окон, трескались от мороза деревья в лесу, а человек ежился, мерз, коченел, страх было из избы выйти.
— Да, да… Лето нас выжгло, а зима выморозит.
— Многие весны не дождутся.
— Ох, далеко до этой весны, далеко… Ведь лето еще…
Было лето, но деревья уже золотились, по полям стлались прозрачные туманы, сохли и покрывались коричневым налетом орехи, хотя ядер еще не было, осыпались пустыми семячками подсолнухи, маковые головки уродились мелкие, дряблые, громко бренчащие немногочисленными зернышками. Побурела картофельная ботва, раньше так обманчиво высокая и зеленая, с дубов осыпались веточки с желудями-недоростками. Пропадали, гибли, преждевременно клонясь к осени, поля, луга и лес.