— Проживешь и здесь не хуже, чем где-нибудь. Через год-два построимся да еще лучше, чем в деревне. Железом избу покроем, что там с соломой возиться!
Она потихоньку плакала. Не нравилось ей, что они живут в яме, как барсуки. Но Матус изругал ее последними словами, и она притихла. Стряпала еду на очаге перед землянкой и не жаловалась кумушкам, которые забегали посмотреть на это их хозяйство.
А Матус взялся за землю.
Тогда-то и вылезли плеши чистого песку — где ни копни, всюду сквозь пальцы сыпался белый песок. Люпин и тот не рос на нем, потому что лето пришло слишком жаркое, знойное, душное, — солнце жгло как огнем. Песок, впрочем, был тут повсюду. Сыпучий, упрямый песок, он захватывал в свое владение землю, выступал на поверхность слой за слоем, будто, кроме него, ничего не было, будто он доходил до самого сердца, до самого нутра земли. Отчаянно цеплялись за этот песок корешки растений, широко стлался по пригоркам чебрец, серебрилась полынь, кустился чертополох. Но то была не пшеничная и не ржаная земля. Даже не картофельная. Так, песок и песок.
Каларусы, Овсени, у которых было по паре коров, те еще кое-как справлялись. Они перевезли на свои участки весь навоз, копали, поливали, и у них еще что-то получалось. Но Матусов, с их единственной плохонькой коровенкой, прижимала несказанная нужда.
На стенах избы у старосты висели большие плакаты об искусственных удобрениях. На них был изображен крестьянин в красивом кафтане, а вокруг колосился хлеб — высокий, золотистый, богатый хлеб богатой земли.
Но как ни считали, как ни подсчитывали сообща мужики, затраты на искусственные удобрения не окупались. Они стоили больше, чем урожай, который можно было собрать с этой земли. А Матус и вообще не верил, чтобы где-нибудь существовал крестьянин, который мог бы одеться в такой кафтан, в такие сапоги, как этот на картинке. Видно, и про хлеб тоже была неправда — малевать-то все можно, но кто и где видел такой хлеб на полях? И оставалось лишь одно — люпин. Но и люпин был дорог и тоже не очень-то хотел расти на бесплодных песках у Матуса. Хилые стебельки росли редко, мелко цвели синеватые и желтые цветочки в тощих колосках.
Матусу казалось, что этот сухой песок засыпает, давит, душит его, непосильной тяжестью ложится ему на грудь.
Он уже не говорил с женой о доме под железом. Они чуть не замерзли до смерти в своей яме в зимнее время. А тут еще жена забеременела. Ну как ты будешь сидеть с ребенком в этакой дыре!
И Матус выстроил избу, совсем не похожую на ту, которые стояли в деревне. Из тонких жердочек, переплетенных соломой, замазанных снаружи и изнутри глиной. Так, хибарка. Вставил окна и двери от старой избы и поселился.