— Беги за сторожем, я иду во дворец.
— Господи, господи, что только будет, когда господин граф узнает!
— А тебе что до этого? — рявкнул управляющий так, что жилы на лбу вздулись. — Смотри за своим носом, а это не твоего ума дело!
Она отскочила и быстро побежала к баракам. Новость так и распирала ее. Если бы не страх перед управляющим, она еще издали кричала бы о ней. Она помчалась стороной, вдоль высоких кустов смородины, пылающих огнем красных ягод, которые в этом году уродились на диво.
Между тем управляющий вел переговоры с лакеем.
— Может, спит… Ничего не слышно.
— А ты постучи. Мне надо срочно повидаться.
— Запрещено входить, пока сам не позовет. Не знаете, что ли?
— Говорю тебе, болван, стучи! На мою ответственность! Скажи, что мне нужно его тотчас видеть.
Онуфрий почесал свою седую голову и медленными, шлепающими шагами осторожно направился к двери. Но из-за нее уже послышался голос графа:
— Онуфрий!
Тот поспешно открыл дверь.
— Что там за шум за дверьми?
— Да это, ваше сиятельство, господин управляющий пришел.
— Что за срочное дело? Зови!
Низко кланяясь, вошел управляющий. Не глядя на полуодетого Остшеньского, неуверенно блуждая глазами по цветистому ковру, он доложил:
— Ваше сиятельство, ночью вырубили саженцы за парком…
— Как? Те, что недавно посажены?
— Да.
— Много?
Управляющий замялся. Мгновение он стоял с открытым ртом, комкая в руках шапку.
— Все?
— Все… Топором вырублены.
Граф торопливо одевался. Лицо его потемнело, глаза налились кровью.
— Сторож где?
— Я уже послал за ним, сейчас там будет.
— Немедленно уволить.
— Слушаюсь, ваше сиятельство!
— Садовник?
— Его я еще не видел.
— Немедленно уволить.
Управляющий открыл было рот, но тотчас закрыл, не промолвив ни слова. Только искоса глянул на большое, хмурое, отечное лицо.
— Идем.
— Слушаюсь, ваше сиятельство.
Огород и парк стояли еще в седой росе. Голубизной и светлой зеленью отсвечивали длинные гряды овощей, тянущиеся до ульев пасеки. В парке граф и управляющий вступили во влажную прохладу, словно в джунгли. Широко раскинувшиеся огромные липы, трехсотлетние дубы, а пониже ветви акаций образовывали над головами непроглядный купол. Дорожка вилась по зеленому туннелю и вдруг выбегала на открытый простор, на широкие поля, плавно опускающиеся вниз, к ленте Буга.
Еще издали увидел граф деревца. Они лежали на земле между посаженной здесь простой и цветной капустой, лежали рядами, ровнехонько рядами — так, как их два года назад посадили. Он наклонился и осмотрел ствол. Он был срезан ровно, одним сильным ударом топора. Белела древесина, влажная рана дерева поблескивала. Торчали кверху хрупкие, еще мелкие веточки. Граф выпрямился и охватил взглядом все пространство — целое поле, тянувшееся до соседних холмов — десять моргов земли. Все было гладко, ровно, лишь у самой земли кудрявилась, отливая голубизной и зеленью, капуста, и ничто не возвышалось над ней. Он шел медленно, приостанавливаясь, как по кладбищу. Лежало все. Кальвили, золотые и серые ранеты. Не были пощажены даже деревца райских яблонь, которые уже нынешней весной стояли в розовом облаке цветения.