Полковник взял пакет, вскрыл его и при свете фонарика прочел:
- Хорошо.
- Ответа не будет?
- Передайте на словах, что саперы вышли двадцать минут назад.
- Есть пер-редать на словах, что сапер-р-ры вышли двадцать минут назад.
- Где генерал?
- На переправе.
- Передайте, что имеется срочная шифровка из штаба армии.
- Есть пер-р-редать. Разрешите идти?
- Идите.
Офицер связи со щегольством повернулся и вскочил верхом на броневик, вытянув вперед ноги.
- На пер-р-реправу! - закричал его сорванный мальчишеский голос.
Броневик развернулся и мгновенно исчез, унося в темноту маленькую стройную фигурку офицера связи. По траве потянуло бензином. Полковник быстро вернулся в свой автобус, откуда сейчас же послышалось щелканье ундервуда. Немецкий прожектор передвинулся еще раз и потух, как будто бы его закрыли шапкой. Осторожно затыркал сверчок.
Нина Петровна накинула на себя шинель полковника и завернулась в нее.
- Ничто, казалось, не изменилось на нашем заводе, - сказала она. - Все на первый взгляд шло по-прежнему. Но на самом деле было много нового.
Я, например, поставила Хозю для пробы работать на двух станках, и он отлично справился со своей задачей, так что красный флажок опять перекочевал от Муси к нему. И Хозя поклялся страшной клятвой, что больше этого флажка Муся на своем станке в жизни не увидит.
Муся презрительно сжала ротик, но ее нос покраснел и в глазах блеснули слезы. Она пожала плечами и сказала:
- Увидим!
Я продолжала проводить на заводе почти все свое время, но теперь я уже не чувствовала себя такой одинокой. Переживать мое горе очень помогала мне милая, добрая тетя Зина. Изредка я получала письма от Нети. Он описывал мне свою фронтовую жизнь, вспоминал прошлое, а я рассказывала ему о нашем заводе и тоже иногда вспоминала прошлое.
В октябре сравнялся год, как я с заводом переехала сюда, на Среднюю Волгу. Приближалась вторая зима. У нас в заводоуправлении висела большая школьная карта Советского Союза с толстыми реками, и на нее страшно было смотреть. Положение казалось еще более грозным, чем в прошлом году в это время.
У всех на устах было слово "Сталинград". Его произносили с тем же строгим чувством гордости и боли, с каким еще совсем недавно произносили слово "Севастополь".
Абраша Мильк, летавший в Сталинград по делам завода, за металлом, вернулся, раненный в плечо и в ногу. С рукой на перевязи, опираясь на палку, он, проворно хромая, шел по цеху, как всегда окруженный агентами и уполномоченными.
- Ну, Ниночка, - сказал он, на минутку останавливаясь возле меня и грозно сверкая очами, - могла меня больше не увидеть. Кошмар. Но металл все-таки погрузили. Две баржи. Но ты себе не можешь представить, с каким адским трудом!