— Земля отторгла тебя. Там ты погибла, Катя… Там для тебя места уже нет… Реальная история похожа на плотную резину, Катя. Как ее ни тяни, а она все стремится вернуться в свою привычную форму. И, раз случившееся, все равно повторится… Так было и со мной. Я занял тело Виктора Туровцева 25 сентября 1942 года. А 26 октября 1943 года эта самая история меня из этого тела и выбросила. Совсем… Я тоже землянин, но я из другого времени. Сейчас я тебе все расскажу, Катя. Слушай…
* * *
— Нет, нет и нет! Я не верю! Вы не Виктор…
— Я тебе и говорю, что я не Виктор, Катя! Так меня звали там, на Земле. Когда мы с тобой познакомились. Но ты помнишь летчика, которого ты спасла после налета на бронепоезд? Который тебя полюбил? Который тебя целовал на аэродроме? Это ведь был я… То есть, о чем это я? Это я и есть. Катя! Катя! Это же я…
Сделав шаг вперед, я попытался обнять ее. Но нет… Мне в грудь, прямо под сердце, уперлась крепкая ладошка.
— Погодите… Значит, вы – Виктор? Тот человек, который меня любил? Который меня целовал и говорил всякие слова? Который подарил мне это?
Черная мантия немного пошевелилась, и я увидел бриллиантовую каплю. Прямо в этой чудной и теплой ложбинке груди… И как они только умеют так делать? Волшебницы…
— Да… — голос меня подвел. Я откашлялся. — Да, это мой подарок… Помнишь, я рассказывал тебе про эту замечательную пожилую даму?
— Помолчите… — лицо Кати почему-то было строгим и напряженным. Казалось, что она к чему-то внимательно прислушивается. — Значит, вы – Виктор, и вы меня любите… любили?
— Да, Катя! Да! Я люблю тебя!
— Дайте мне вашу руку… — и лицо, и голос Кати были безжизненными, холодными.
Она взяла мою правую руку и безо всякого стеснения приложила мою ладонь прямо под свою левую грудь. Нежную и прекрасную грудь, с розовым соском, который я успел заметить только лишь на миг…
— Что вы чувствуете?
Катино сердечко билось испуганным зайчонком…
— Стучит…
— А теперь – у вас.
Я резко побледнел. Проклятье! Проклятье! Долбанный модификант! Чертовы регистраторы и вся эта камарилья… Я потерял свою девушку… Этого она не простит… Этого никто не простит…
Под маленькой, но твердой ладошкой Кати, в спокойном, обычном ритме, размеренно билось безразличное ко всему сердце модификанта…
— Вы не Виктор, вы – чужой… Кто вы?
Голос меня не слушался. Наконец, я смог каркнуть: "Ты права, Катя… Я не Виктор. Я – Тур".
На то, чтобы показать Кате душевую, сил у меня еще хватило…
* * *
— Ну, как? Все прошло? Она успокоилась?
Все еще испуганное лицо Дмира выглянуло из рубки. Царапин уже не было. Я посмотрел на него долгим взглядом, а потом врезал кулаком прямо между этих мальчишеских глаз. И еще… И еще…