- Будешь кушать? Садись! Правда, первого сегодня нет, но зато я купила бифштексы, сейчас разжарю. Ой, нет, пора на репетицию: вечером у меня спектакль.
- Да я сама все сделаю, - говорила Рита.
- Тогда и мне. Жрать хочется зверски!
- Почему ты так говоришь, мама?
- Как? - терялась мать.
- Так грубо, - беспощадно поясняла Рита.
- Извини, ты права.
Мать съеживалась, тускнела, и Рите становилось немного легче.
- А когда мы поедем к папе?
Это был второй удар, безошибочный.
- Ну ты же видишь, какая погода, - оправдывалась мать. - На кладбище сейчас не пройдешь. Вот растает снег...
Рита молчала. На самом деле ей вовсе не хотелось ехать за город в холодном автобусе по тряской дороге - папа и так был все время рядом, просто невыносимо было видеть мать столь счастливой. Однажды Рита все рассказала Вале. Та слушала молча, серьезно. Круглое лицо с татарскими скулами, узкими горячими глазами и пухлым ртом оставалось непроницаемым. Не играли ямочки на щеках, и она не перебивала, как всегда, Риту. Потом обняла верную свою подружку, прижала к себе.
- Она у тебя такая красивая, молодая. Сколько ей лет?
- Да уже почти сорок! - возмущенно воскликнула Рита.
- Да-а-а? - не поверила Валя. - А на вид лет тридцать, не больше.
- А хоть бы и тридцать! - Рита сбросила со своих плеч Валину руку. Отец так любил ее, так любил, а она...
Валя кое-что знала о жизни. Мать ее была дворником, а отец - сильно пьющим водопроводчиком.
Да еще то и дело бросал мать, уходил к молодым.
Правда, потом возвращался. Так что жизнь она понимала. И потому сказала:
- Не судите - да не судимы будете.
Так всегда говорила мать, когда Валя призывала ее не пускать отца, выгнать к чертовой матери!
- Я бы, например, никогда! - крикнула Рита.
- Откуда ты знаешь? - резонно возразила Валя. - Что же ей - так и быть одной?
- А я?
- Ты - дочь. Я имею в виду мужчину.
- Да она уже старая!
Круг замкнулся. Подруги друг друга не понимали.
***
Потом был десятый класс, выпускной вечер, гулянье по ночной Москве. Валина мама сшила подружкам шикарные платья: Рите - - белое, Вале розовое, к черным, татарским ее глазам и смоляным волосам; мама подарила Рите колечко, Аркадий Семенович неожиданно преподнес тоненькую серебряную цепочку. Рита растерялась, вопросительно взглянула на мать.
- Давай-ка я тебе ее застегну, - сказала мать. - К белому платью будет знаешь как здорово.
Они стояли вдвоем напротив Риты, и уже без боли и возмущения, с грустью она поняла: ничего не поделаешь, у мамы есть этот самый Аркадий Семенович.
Это у нее, Риты, нет никого, только Валя да Сашка со своими дурацкими вздохами и записочками.