Большие пушистые хлопья летели на землю, будто торопясь прикрыть собою ее убожество.
…Теперь на родине, в горах, этому снегу порадовались бы люди. Елки в шубы оделись бы. Горы шапки нахлобучили б. Воздух в такие дни там становится прозрачным. У каждого ручья очищается голос и звенит он в горах звонко, чисто.
— Эй, пацан, закрой дверь! Чего раскорячился в проходе. Иль не видишь, холод какой настал, — услышал Аслан чей-то злой голос.
Он в сердцах хлопнул дверью.
Воры и сегодня не вышли на работу. Это Аслана злило. И хотя много слышал он о воровских законах, запрещающих фартовым работать, не мог смириться с тем, что он вкалывает на трассе, а они нет.
Начальство зоны пыталось поломать этот порядок, но не получилось. Воры только посмеивались над всеми усилиями. И, грабя работяг и идейных, жили не тужа.
Случалось, поначалу Аслан ругался с фартовыми, называл их дармоедами, захребетниками. Но бугор барака, после нескольких таких стычек пообещал сделать Аслана обиженником за его язык и посоветовал заткнуться.
В этот день машина увезла бригаду Килы далеко от зоны. Аслан не придал тому значения. А работяги, пережившие здесь не одну зиму, хмурились.
А снег, зарядивший с ночи, словно назло, сыпал, как из прорвы, на землю, на головы, на обнаженные слабые нервы, на без того стылые души.
Аслан вгонял лом под кривые деревца, стараясь выдрать их с корнями. Но схватившаяся морозом земля держала их мертвой хваткой. Приходилось браться за кайло. Каждое дерево, всякий пенек — как больной зуб из собственного тела вырывал. Спина на холоде парила. Со лба пот градом, а на висках сосульки висят. Руки от напряжения краснеют. А ладони прихватывает стынущий металл лома. Каждый метр давался нечеловеческими усилиями.
«Пить», — распрямился Аслан. Во рту все пересохло. Да только где взять ее, эту воду? Нет ее поблизости. Разве вот снег заменит. Его сколько хочешь, хоть подавись. Но он не охладит, не напоит.
— Нет воды. К обеду привезут, — хмурился бригадир. Но ни воды, ни обеда…
Хватал Аслан снег налипший на землю. Хоть как-то забить жажду.
— Эй, ты! Потерпеть не можешь? Чего дурью маешься. В больничку размечтался попасть? Хрен тебе. Я все вижу, — предупредил охранник.
Усталые мужики уже еле таскали ноги. Собрались у костра перевести дух.
— Ну, понял, чем плох далекий участок? — напомнил Кила Аслану и, глянув на небо, сказал: — Сейчас пятый час. Обеда уже ждать не приходится. Хоть бы с работы забрали вовремя.
— К концу года дело идет. Начальству план нужен. Километры. Потому не станут спешить с машиной. Знают, тут не посидишь без дела, околеешь от холода, — желчно заметил серый от усталости Федька Семенов. Он так продрог, что готов был лечь в костер, чтоб хоть немного согреться. Ему никто не писал, не слал посылок. У него никогда не было теплого белья.